- Хозяин никогда не наказывает никого не по делу, - объясняю я. - Это предложение, от которого нельзя отказаться. Винс примет смерть за отказ присягнуть на верность. Пойми - сознательно примет, предпочтя не изменять своим принципам. Я получила наказание за дерзость, к которой меня заставила прибегнуть честь Семьи и эти самые семейные ценности. Всё не просто так. Чтоб ты знал.
Монфор молчит. Я и сама еле-еле произнесла такую длинную речь, даже шёпотом говорить мне тяжело. С такой силой не накрывало давно. Даже в самые худшие времена, когда на допросах меня хлестали по щекам, а я всё равно соскальзывала в ледяную бездну беспамятства, и тогда кто-то долго отливал меня водой.
Я не могу поднять руку даже на дюйм. Можно сказать, вообще не чувствую собственного тела. Ничего, я прорвусь, я выдержу, пройдёт и это, как всё проходит в этом мире и исчезает бесследно. Вчера был плохой день, зато завтра наступит хороший, так говорил мой дедушка. Я почти всю сознательную жизнь существую в ожидании этого завтра. Выплёвывая выбитые зубы и наспех залечивая шрамы. Падая и упрямо поднимаясь. Засыпая без надежды проснуться живой и свободной, и всё-таки просыпаясь такой. Завтра, я дождусь тебя. Своими руками схвачу за хвост и больше не выпущу. Взор мой застывает на колеблющемся пламени свечи, которое искажается, видоизменяется, превращается во что-то... в кого-то... И вот проваливаюсь, наконец, в короткий сон, и просыпаюсь от чьего-то крика.
Я открываю глаза и вижу Монфора, который трогает меня за руку.
- Что? - шепчу я.
- Вам снился кошмар, - отвечает он. - Вы так кричали. Вам плохо?
Что за бред?! Я никогда не кричу, потому что мне не может присниться ничего до такой степени страшного. Честно говоря, я вообще не могу представить себе такую вещь.
Монфор даёт мне напиться. За окном глухая ночь, и только ветер хлопает перекошенными ставнями Кинг-Голд-Хаус. На столике стоит единственная свеча, от её мечущегося пламени по стенам прыгают тени неведомых существ, словно вырвавшихся из ночного кошмара. Каково тебе здесь, Эдвард? Это - мой дом, мой и мне подобных людей, которые стоят по ту сторону всего - закона, общества, морали. Мне хорошо рядом с ними и с существами из кошмаров, потому что они - это часть меня. И какой бы ветхой развалиной этот особняк не был, он хорош уже тем, что здесь я дома, как нигде больше. А вот ты - в чужом мире, среди врагов. И ты не знаешь, чего ожидать: смерти ли, пытки, дурных ли сновидений. И что из этого хуже? Ты почти ничего ещё не видел в жизни, и в чём-то я тебе завидую.
И тут Монфор начинает рассказывать. Скорее, из-за страха, что ему снова придётся возвращаться и вырывать меня из объятий дурного сна. Что-то про школу, про Джеймса - о, Создатель! - Райта, про кого-то ещё. Истории, похожие на сказки: про оборотней с одуванчикового поля, про упавшую звезду, которая мечтала быть кометой, про принцессу и тролля... Тени на стене искажаются, плывут, и в полубреду болевого шока и застарелой тюремной болезни я вижу то звезду с длинным хвостом, похожим на развевающуюся вуаль, то принцессу с прялкой. Лежу, не шевелясь, и боюсь нечаянно закашляться и спугнуть волшебные тени. И ещё не могу понять: что человек, так явно, так полно, без остатка принадлежащий нашему миру, делает на другой стороне? Не понимает, что когда-нибудь полукровки откроют наше сообщество людям и всего этого не станет - или просто боится жить в соответствии со своей природой?
- ...И тут, ты представляешь... - Монфор осекается. Осекается, потому что, увлёкшись, назвал меня на "ты".
- Извините, - смущённо говорит он.
- Оставь, - одними губами произношу я, - пусть будет так.
Монфор не отвечает. Идёт к своей кровати и ложится. Чистоплюй хренов! Я словно вижу его насквозь. Он не может, не хочет быть накоротке со мной, убийцей-"чистильщицей".
"Скоро ты станешь таким же. Или умрёшь", - думаю я и с этим засыпаю.
Утром, сразу после Картера, заглядывает Берти Фэрли. Мрачно смотрит на меня, а потом подходит и садится рядом. Он не говорит ни слова, просто сидит и молчит, глядя в одну точку. Потом целует меня в лоб, по-родственному, и идёт к выходу. Как будто на дуэль собрался, - мелькает мысль. Есть только одно объяснение: он отправился к хозяину.
И после полудня я вижу, наконец, как двери открываются, и появляется Лена. Я на расстоянии нескольких метров, как зверь, чую, что от неё пахнет коктейлем из крови, смерти и ночного ветра.
- Близзард, - она улыбается с безуминкой в глазах.
- Легран, - у меня тоже хватает сил на улыбку, тем более что я действительно соскучилась.
- Как Анри? - спрашиваю я о её супруге.
- Нормально, - она сама лаконичность.
- Наклонись, - прошу я, с жадностью вдыхая принесённые ею запахи.
Она усмехается и невесомо целует меня в лоб. И тогда я чувствую - о, Создатель! - чувствую всё это: боль в воздухе, кровавые пятна на дорогих перчатках - она снимает их и бросает на мёрзлую землю; аромат смерти и кровь, растопившую снег на промёрзшей земле - она вдыхает пар, который поднимается от талой прогалины, пропитанной грязной кровью человечьих скотов...
Что это? Ментальная связь двух одинаково безумных людей? Или не людей, а волков одной стаи, которые связаны не только с вожаком, но и друг с другом?
Её пальцы гладят моё лицо - холодные тонкие пальцы, такие, какими я впервые узнала их в крепости Утгард. Она садится совсем близко, и её глаза оказываются рядом.
- Грязные подонки. Деревенский сброд. Неплохой сброс напряжения, а? - цинично говорит она.
Эту сцену прерывает сдержанный вскрик. Мы забыли, что в комнате ещё есть Монфор. Учившийся, но, видимо, так и недоучившийся пока студент, пребывающий в каком-то перпендикулярном измерении. Он смотрит на Лену с ужасом и ненавистью. Да и как бы ещё он мог на неё смотреть, думая о Симоне и Элис, и своей сестре Лиззи, и дяде Ульрихе и о ещё, верно, куче родственников?
Симон и Элис! О, да! Лучшие из лучших, элитный отряд Сектора. По сути, такие же убийцы, как и мы, лишь находящиеся с другой стороны решётки. Но только Монфор об этом не знает. Или знает частично. Его представление о родителях сформировано искусственно, он не мог видеть того, что было на самом деле. Если только не догадался. Но, тем не менее, по законам кодекса чести он имеет право ненавидеть Легран, так же, как и мстить.
- Вы... нелюди, - тихо говорит он.
- Симон и Элис... - начинает было Лена.
- Оставьте их! - выкрикивает Монфор. - Я не о том! Просто какие-то люди! КАКИЕ-ТО! Что они вам сделали?
- Какие-то - ничего. Только то, что они родились людьми. Погаными выродками, - уточняет Лена. - Оставь, Близзард! Дай-ка я объясню! - останавливает она меня. - Ведь это не ты видел, как горит усадьба твоего деда, да, Эдвард? И не твою бабку забивают камнями, подловив ненароком. Ведь это не твоя прабабка горит на костре, застреленная серебряной пулей - всего лишь для гарантии, Эдвард, не думаю, что у человечьего сброда настолько много серебра. И не твой отец пойман и проткнут осиновым колом на пожарище фамильного поместья. Ты всю жизнь живёшь в Британии, в НАШЕЙ Британии, и ты понятия не имеешь, что творится, и что творилось за её пределами, когда тебя ещё и на свете не было! А потом это не тебя клеймят - за убийство, которое и убийством-то назвать нельзя, ведь не говорят же так о раздавленном таракане. И не тебя ссылают в пустоту, где, кроме льда, ничего больше нет, даже времени, и потому там пропадает душа, вместе с проклятым теплом - постепенно, незаметно, но пропадает, чёрт подери! И вот появляется некто: сильный, влиятельный, из привычной для нас, чёрт подери, среды родовой знати - и этот некто считает, что необходима грань между нашими мирами, что не надо кидаться, очертя голову, перенимать от людей и полукровок их дурацкие нововведения и подчиниться которому - честь, а не обязанность. А потом доблестные Симон и Элис выбивают зубы и ломают кости всем, кто считает так же. А потом появляешься ты и осуждаешь меня за то, что я пытала тех, кто пытал меня; и её - за то, что она получает удовольствие от смерти существ, убивших её Семью. И убивающих всех нас на протяжении веков.