Близзард уже встала и сидит перед зеркалом.
- Перо и бумагу. Волосы. Платье, - коротко приказывает она, когда Долорес заходит и здоровается.
Долорес торопливо очинивает перо и подаёт бювар со стопкой бумаги с гербом вверху листа, а потом встаёт сзади и начинает причёсывать густые русые волосы. Близзард в полупрозрачном пеньюаре, Долорес исподволь рассматривает её и всё больше и больше поражается. По всему телу - старая сетка шрамов - полосы где побольше, где поменьше. Те, что на лице, навсегда нарушили его симметрию. Чем же таким они нанесены, думает Долорес, если даже хозяйка не смогла от них избавиться? Для неё хозяйка - это кто-то, обладающий поистине нечеловеческим могуществом, да ведь Близзард и не считает себя человеком. Обычным человеком, по крайней мере. На левом плече - чёрный перечёркнутый зигзаг клейма. Точнее, уже и не совсем чёрный, а чуть поблекший - от многочисленных притираний и множества способов, которыми хозяйка когда-то пыталась его свести. Только хозяйка думает, что никто не знает; на самом деле Долорес понимает, что это не её ума дело, и потому своё знание благоразумно держит при себе. Она задумывается и не видит, что хозяйка наблюдает за ней в зеркало, водя по губам кончиком пера. Близзард замечает, что взгляд девушки прикован к её руке, приспускает с плеча прозрачную материю и поднимает руку повыше. На её лице жестокая усмешка.
- Смотри ближе, - издевательски говорит она.
Долорес вздрагивает.
- Миледи, пожалуйста... не надо боль, - шепчет она. И слово "боль" произносит так, будто оно начинается с заглавной буквы.
- Не любишь боль? - вкрадчиво спрашивает хозяйка, не сводя взгляда с Долорес.
- Простите, миледи, - просит Долорес, уже уверенная в том, что порции боли сегодня не миновать - просто потому, что хозяйке скучно, а за окном идёт снег.
Близзард неожиданно улыбается и говорит:
- Моя болевая атака - ничто по сравнению с болевой атакой Милорда. Мы все выдерживали только один заход. Всего один заход - и ты почти труп, только представь.
- И вы? - непроизвольно вырывается у Долорес. И тут же она начинает ругать себя последними словами за то, что не сдержалась и накликала на свою голову беду, сболтнув лишнее.
- И я, - смеётся Близзард. Кажется, сегодня тучи над головой Долорес разошлись. - Подойди, не бойся. Никаких наказаний.
Слышится робкий стук в дверь, и в щёлку просовывается испуганное лицо управляющего - он тоже знает про снег. Даже странно, что не послал вместо себя кого-то другого.
- Хозяйка! Леди Лена! - сообщает он.
Близзард кивает и отсылает его прочь.
- Платье мне неси, чёрное, шёлковое, - приказывает она Долорес.
В коридоре раздаются шаги, и в комнату входит леди Лена Легран. За ней семенит её подменыш, специально обученный этикету и всяким подобным штукам, а посему дослужившийся до чести сопровождать владелицу по городу и во время визитов - к примеру, для того, чтобы держать её манто или нести всякую мелочь, которую она соизволит купить у лондонских торговцев. Или просто быть наказанным под горячую руку, если что-то оказалось не по ней.
- Близзард, - говорит леди Лена.
- Легран, - улыбается хозяйка.
- Пойди, посиди там, - Лена отправляет своего карлика на низенькую скамеечку около окна. Туда же хозяйка посылает и Долорес, когда та приносит ей одежду.
Лена подходит к Близзард, которая развернулась к ней вполоборота, и берёт тонкими пальцами прядь её волос.
- У тебя почти нет седины.
- А у тебя есть, - говорит хозяйка, чуть задыхаясь. - Я больше не могу, Легран.
- Шотландия? - предлагает леди Лена, наклоняясь ближе.
- Может быть, - тихо говорит хозяйка, за руку притягивая её к себе. - Очень может быть, Лена...
Глава 10
Она стремительно входит и сбрасывает манто на руки своего слуги; оно такое большое - или слуга такой крошечный, - что манто накрывает его с головы до ног. Лена не особенно прибавила в весе со времён Утгарда, и черты лица такие же заострившиеся, - и эти же надменные губы, блестящие глаза, эти тонкие пальцы. Я притягиваю её к себе, ощущая привычное тепло и спокойствие.
Она предлагает отправиться в Шотландию, в Кастл Макрайан. Уолли - пожалуй, единственный, кого не надо уговаривать заняться чем-нибудь подобным. Он тоже мается дурью в одиночестве в сыром и холодном родовом замке в шотландских горах, таком огромном, что смог бы вместить армию солдат, слуг и прихлебателей всех мастей, а вместо этого вмещает одного Уолли.
- Очень может быть, Лена, - тихо говорю я.
- Ты не хочешь взять с собой Эдварда?
- Нет, ну что ты! - мне смешна сама мысль об этом. - Свою грань он уже перешёл.
Я знаю, что в глубине души Эдвард не одобряет мои отлучки в Кастл Макрайан. Но он ни разу не позволил себе и слова сказать об этом. Эдвард очень мягок, хотя и пытается это скрыть. Но это не важно. Он может преодолеть мягкость, когда это действительно требуется, а если всё-таки не может, то ему помогаю я. И получаю за это положенное наказание от хозяина. Менять человека дальше определённой черты не стоит. Этой черты Эдвард достиг. Поэтому в Кастл Макрайан я бываю с Леной.
Она до сих пор одинока.
- Я повенчана со смертью, Близзард, - говорит она, - а большего мне не надо.
...Прошло несколько лет с той памятной зимы, когда мы столкнулись в Ночном переулке с младшим стажёром Сектора. За окном зима. Совсем как тогда. Я говорю об этом Лене.
- И ты опять чувствуешь себя вне закона? - усмехается она. - Когда в любой момент ждёшь окрика в спину?
- И ледяные стены Утгарда, - продолжаю я. - И вкус крови во рту. И те сны о Прорицании.
Она облизывает пересохшие губы. Я знаю, что ещё она вспоминает. Тюремный двор, холодные стены в потёках влаги, пальцы, сплетённые с пальцами, и поцелуй, и шёпот, и память - одну на двоих...
- Мне было интересно, сломаешься ты или нет, - говорит Лена. Ну, конечно, так и думала, что скажет. - Но когда я поцеловала тебя тогда, у стены, я не почувствовала сожалений... Ой, вот чёрт! У тебя были такие глаза, словно ты дуреешь. От одной только мысли о мести, понимаешь? И сомнений больше не осталось. Ты не можешь осуждать меня за то, что я сомневалась, Близзард. Только вспомни, где мы находились.
- Всё, Легран, - прерываю я, - мы опять впадаем в сантименты. - Но мне становится так смешно - милая, хорошая моя. - Дуреешь, правда, так оно и есть.
Она смеётся, и её глаза начинают блестеть.
- Есть идеи, Близзард? - спрашивает она.
- Да, Легран, - отвечаю я, и повторяю её жест много лет назад: открываю ящик трюмо, беру чёрный мешочек и бросаю его на столик перед зеркалом. - Только теперь - магазин на центральной улице, поближе к Вестминстеру. Прогулка без риска окрика в спину. Всё, что ты хочешь. И ни-ка-ких вопросов.
- Принимается, - со смехом говорит она.
- Тогда как тебе улица Фонарщиков? - ещё бы не принималось, думаю я, улыбаясь про себя - она не видит.
- Фонарщиков, часовщиков... кого там ещё? У меня кончились слова, - Легран хохочет, откинувшись на спинку дивана. - Мне всё равно, Близзард. Фонарщиков - значит Фонарщиков. Интересно, кто вообще придумывал эти названия для улиц?
Пожалуй, даже не улиц, а улочек - так они малы. Если мы будем светиться перед человечьим стадом, в изобилии толкущемся в центре города, то рано или поздно всё тайное станет явным, и как этого ещё не произошло до сих пор, с идиотской политикой бывшего Мастера и всего старого Круга, давно выжившего из ума, я не знаю.
Мой взгляд падает на Долорес. Она сидит на скамеечке у окна и смотрит в пол.
- Долорес, горностаевое манто, - коротко бросаю я.
Она кивает и послушно бежит в гардеробную.
- Будешь сопровождать меня, - добавляю я вслед - громче, чтобы она не вздумала пропустить мимо ушей.