— Увы, но завтра я никак не могу, — с искренним сожалением сказала я. — У меня запланирована встреча.
И об этой встрече я узнала только что. Раз уж Благодатный столь желает меня видеть, то придется идти в Храм. Прогулка с Фернаном действительно выглядела гораздо более предпочтительно.
Изабелла уже открыла рот, собираясь предложить прогулку в другой день, но тут вмешалась Матильда.
— Так, значит, в воскресенье мы будем лицезреть этого прощелыгу-путешественника и новомодного поэта. Пойдемте, Северина, я расскажу вам об этих личностях подробнее.
И она, вцепившись в мою руку, направилась к чайному столику, потянув меня за собой, словно на буксире. Изабелла успела только растерянно посмотреть нам вслед.
— Ну вот, — понизив голос, сказала Матильда, — можете быть мне благодарны. Я избавила вас от общества ненормальной мамаши сыночка на выданье.
Характеристика меня позабавила.
— Спасибо, Матильда. Так что интересного вы собирались мне рассказать о гостях ее высочества?
Собеседница рубанула ладонью воздух.
— Ничего! О них совсем нечего рассказывать. Если Пабло Фиоре еще может представлять из себя хоть что-то забавное — но он о себе все скажет и без моей помощи — то Арамеус, от которого в таком восторге придворные куры — абсолютное ничтожество. Сами увидите. Сочинитель слащавых стишат. "Твоя любовь — как роза на морозе", — скривившись, передразнила она поэта. — Редкостное занудство. Но местная публика обожает его еще сильнее, чем Фиоре.
В целом чаепитие прошло довольно мило. Собравшиеся дамы обсуждали путешественника и поэта, оживленно строили планы на воскресный вечер и даже умудрились втянуть меня в беседу. Язвительные реплики Матильды, которые она вставляла время от времени, немало забавляли меня. И если бы не висевший надо мной тяжелым камнем завтрашний визит в Храм, я бы сказала, что приятно провела время.
Храм Света располагался на холме, возвышаясь над городом. В прошлый раз я попросила отвести меня сразу к Благодатному, не заходя в молельный зал. Теперь же я первым делом прошла к алтарю. Ослепительно-белое пламя ярко полыхало, бросая причудливые блики на мозаичные стены с изображениями Искры. Золотая ограда не подпускала посетителей слишком близко к огню. В полдень в Храме почти не было молящихся. Лишь две пожилые женщины устанавливали на жертвеннике корзинки с цветами, да совсем молоденькая заплаканная девушка опустилась на скамейку для молитвы и что-то беззвучно шептала, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Я шагнула к соседней скамье, но меня остановил служитель.
— Госпожа дель Лерой?
— Да.
— Прошу вас следовать за мной.
На сей раз меня пропустили в кабинет Благодатного без задержки. Секретарь склонился в поклоне и осведомился, не желает ли уважаемая гостья угоститься горячим имбирным чаем. Памятуя о том, сколь странное в Храме представление о гостеприимстве, я отказалась: в напиток можно подлить любое зелье.
— Рина, милая моя, — заговорил Благодатный с легким сожалением в голосе, — отчего вы так долго не навещали меня? Совсем позабыли обо мне?
Я потупилась.
— Простите, у меня было столько дел. Встреча с королем, представление ко двору, переезд. Мне жаль, если я разочаровала вас.
Франц нахмурился.
— Вот, кстати, о вашем переезде я тоже хотел бы поговорить. Вы не находите сложившуюся ситуацию несколько неприличной?
Я широко распахнула глаза и спросила как можно более невинным тоном:
— Но что неприличного можно найти в переезде к родственникам?
— Насколько я знаю, — саркастически сказал Благодатный, — Мартин дель Ровье вашим родственником не является.
— Мартин? Нет, я переехала к тетушке Корделии, вдове моего троюродного дяди. То, что она живет вместе со своим внучатым племянником — просто случайность. Или, — я испуганно ахнула и округлила глаза, — вы полагаете, что кто-то может подумать о нас дурно?
Крыть Благодатному было нечем. Действительно, присутствие семидесятивосьмилетней тетушки, да еще и связанной со мной родственными узами, позволяло мне беспрепятственно поселиться у Мартина и не бояться осуждения. И даже то, что Корделия редко покидала отведенные ей покои, дела не меняло. Старушка увлекалась вышиванием и днями напролет сидела за пяльцами. Удивительно, но зрение у нее сохранилось просто превосходное. На еду Корделия отвлекалась с неохотой, предпочитая завтракать и обедать у себя, не отходя далеко от драгоценных вышивок. На ужин она спускалась в столовую, но с нами почти не разговаривала, рисуя вилкой на салфетке причудливые узоры-наброски. Мартин на всякий случай постарался еще и распустить слухи о нашей якобы помолвке, но особого резонанса в обществе они не вызвали. А некоторые особы, например, Изабелла, желавшая обзавестись состоятельной невесткой, упорно эти слухи игнорировали. Так что Мартин мог бы и не стараться.