— Продолжить знакомство со мной?
Друг окинул меня внимательным взглядом.
— Мне жаль разочаровывать тебя, Рина, но боюсь, что дело вовсе не в этом. Разумеется, ты могла понравиться Пабло, но тогда он не стал бы договариваться о встрече под столь странным предлогом. Фиоре всегда везло с женщинами — об этом я наслышан. А еще он согласился, чтобы ты пришла с другом. Нет, это точно далеко не любовное свидание.
К своему удивлению, я почувствовала легкий укол сожаления. Пабло был весьма привлекательным мужчиной, и мне льстила мысль о том, что он мог бы увлечься мною. Но Мартин, скорее всего, был прав.
— Ладно, — сказала я как можно более легкомысленным тоном, чтобы друг не догадался о моей настоящей реакции на его слова. — Завтра все узнаем. Думаю, Фиоре сам расскажет нам о том, зачем я ему понадобилась.
В рыночный день трактир был забит народом. Крестьяне, перекупщики, небогатые горожане переговаривались, смеялись, подзывали подавальщиц, переругивались, и их голоса сливались в общий оживленный гул. На нас с Мартином, одетых в неприметные серые плащи, никто не обратил внимания. Пабло пришел чуть раньше, и мы не сразу обнаружили его за столом в темном углу. Как и мы, он был облачен в темную одежду, больше подошедшую бы небогатому купцу или зажиточному крестьянину. На столе перед Фиоре одиноко стояла кружка с пивом.
— Госпожа дель Лерой, — Пабло чуть привстал, когда мы подошли к нему. — Рад видеть.
— Пабло дель Фиоре — Мартин дель Ровье, — представила я мужчин друг другу.
К нам подлетела подавальщица, девица лет семнадцати с выбившейся из узла волос прядкой и с бисеринками пота на лбу, и поинтересовалась, что господа будут заказывать.
— Сегодня у нас восхитительное рагу из кролика, — сообщила она, глядя почему-то только на Мартина.
Мартин согласился на рагу и на пиво к нему — "три порции" — и девица унеслась по направлению к кухне.
— Итак, — сразу перешел к делу Пабло, — я обещал принести вам манускрипт. Вот он.
И Фиоре достал из сумки небольшой томик в переплете из выцветшей кожи. Вопреки моим ожиданиям, выглядела книга более чем скромно: ни позолота, ни инкрустации, ни даже тиснения не украшали ее обложку.
— Можно?
Я осторожно провела указательным пальцем по рыжеватой коже и внезапно почувствовала тепло, будто от встречи со старым, полузабытым приятелем по детским играм. У меня появилось странное ощущение, что я давным-давно уже читала эту книгу и непременно вспомню ее содержание, стоит мне только открыть ее и пробежать глазами первые строки. Я так и поступила, но увы: никаких воспоминаний вязь старательно выписанных строк у меня не вызвала. "Было то время темное и смутное, и слухи доходили до нас самого поразительного свойства…"
— Сборник легенд? — скрывая разочарование, спросила я.
— Не совсем, — уклончиво ответил Пабло. — Но лучше бы вам прочесть ее в менее людном месте.
Я согласилась с его правотой и захлопнула книгу, испытывая непонятное сожаление.
— Фиоре, давайте говорить начистоту, — вмешался Мартин. — Чего вы хотите?
— От вас — ничего, — похоже, Пабло даже не задело несколько фамильярное обращение.
— А от Северины?
— Прежде всего — чтобы она прочла рукопись. А уж потом, если ей будет интересно, поговорим.
Мартин хотел еще что-то спросить, но я остановила его.
— Хорошо, поговорим потом. Скажем, через неделю?
— Согласен.
Больше беседовать нам было не о чем. Подавальщица принесла обед — довольно вкусный, надо сказать — с которым мы быстро расправились, после чего распрощались и покинули трактир.
Мне не терпелось приступить к изучению рукописи. Вернувшись домой, я удалилась к себе и достала книгу. И только теперь заметила первую странность: ни на обложке, ни на титульном листе не было ни названия, ни имени автора. Вместо них записи предваряла картинка, изображавшая всадника в плаще. Я долго всматривалась в нее, и наконец мне показалось, будто изображение ожило. Я видела беззвездную ночь, слышала завывания ветра, замечала, как клонятся под его порывами верхушки деревьев. Всадник подался вперед. Он то и дело пришпоривал коня, опасаясь опоздать… Я моргнула, и наваждение исчезло. Остался не слишком четкий рисунок на желтоватом листе.
Я перевернула страницу и принялась разбирать причудливую вязь рукописных строк. Очень скоро мне стало понятно, что неизвестный автор описывает последний год войны с Сумеречными — время, о котором достоверных сведений почти не сохранилось. В Книге Света было сказано: "Неисчислимые рати сокрушали любые препоны и уничтожали дыхание жизни, и ужас шел впереди полчищ их. И создана тогда была Черта, пересечь кою порождения Сумрака не смели, и были Дети Света спасены". Вот и все. В детстве Сумеречные представлялись мне бесплотными темными фигурами высотою где-то в два человеческих роста. В их присутствии непременно становилось страшно, темно и холодно. Но книга, которую я сейчас держала в руках, полностью развеивала мои детские представления.