Готен вздохнул и закатил глаза.
— Они болтают всякую чепуху. Мне это знакомо, поверь.
— Ах, вот как? А что, если они правы?
— Все равно у нас нет времени возиться с подобной ерундой.
— Но это же твоя дурацкая обязанность! — Она говорила так громко, что трактирщик удивленно уставился на нее.
— Деа, пожалуйста! У нас есть более серьезные дела. Нечто… большее!
— Да? И что же это такое? Я уже много дней прошу тебя рассказать мне о твоих планах. Но ты ничего не говоришь. Ни словечка! Проклятие, я же не твоя лошадь, я — твоя дочь! Иногда я размышляю о тебе, о твоем поведении. И от этих мыслей становится не слишком весело.
Кажется, впервые за весь вечер Готен действительно ее услышал.
— Что ты хочешь сказать?
— Ах, не обращай внимания! — Она вскочила, пылая от возмущения, поправила свою длинную фуфайку и твердым шагом направилась через весь зал к столу, за которым сидели угольщики.
Мужчин окутывала жуткая смесь запахов пота и сапог, которые все они сняли под столом и выставили для просушки. Но даже это не отпугнуло Деа. Она чувствовала: настало время что-то доказать Готену. Показать, что за время, проведенное с ним, она повзрослела. Что она уже достаточно выросла и сама может схватиться с ведьмами и демонами. Разве события в городе не доказали, что она обладает особым талантом? Именно она разоблачила демона, разглядев его под маской проповедника. Пусть кто-нибудь еще попробует сделать то же самое!
— Приветствую вас, — громко сказала Деа, протиснувшись между двумя угольщиками и придвинув к себе табуретку.
Шестеро мужчин мгновенно умолкли. Они глядели друг на друга, будто спрашивая, что понадобилось здесь этой хорошенькой малютке.
— Тебе нужна наша помощь? — спросил один из них, который был моложе других, бросив через плечо Деа подозрительный взгляд на Готена.
— Я услышала ваш разговор, и мне стало любопытно, — простодушно объяснила девочка. Если угольщики сочтут ее всего-навсего глупенькой малышкой, ей это только на руку.
Те пошептались, с ухмылкой поглядев друг на друга. Деа опасалась, что они разозлятся на нее из-за подслушанного разговора, но опасения были напрасными.
— Путешествуешь через леса, не так ли? — спросил один из угольщиков.
Деа кивнула:
— Да. И в них довольно жутко, надо признать.
Самый молодой с гордостью заявил:
— Мы живем в лесах. Каждый сам по себе, совсем один. И я тебе так скажу: в них чертовски жутко… Но мы к этому привыкли.
Деа с заговорщицкой миной подалась вперед.
— А как насчет демонов? — спросила она шепотом.
— Это не для детских ушей, — отрезал один из угольщиков. — Маленьким девочкам нечего слушать такие разговоры.
— Они разрезают девочек, таких, как ты, сверху донизу, и то, что от них остается, приносят в жертву своим богам.
— Но откуда вы знаете, что это демоны, а не люди? — полюбопытствовала Деа.
— Они пришли с севера.
— Да, из далекой северной страны.
— Поговаривают, что они прискакали по морю на драконах.
— А сейчас поселились в наших лесах. Они убивают всех и вся, они грабят, поджигают и молятся своим злым божкам.
— Если в бою они отведают чужой крови, то меняют свой облик. Да-да, правда! Превращаются в бестий! Тут-то они и показывают свое настоящее лицо!
— Это демоны. Демоны в обличье огромных мужчин.
Деа краем глаза наблюдала за Гогеном. Он не удостаивал их компанию ни единым взглядом, будучи полностью поглощен едой. Он с наслаждением облизывал жирные пальцы. Возможно, отец хотел подразнить ее своим поведением. Как раз это и злило дочь больше всего. Она твердо решила разгадать загадку северных демонов здесь и сейчас.
— И как вы с ними боретесь? — спросила Деа мужчин.
— А что мы можем предпринять? — последовал ответ, — Куда нам с ними тягаться! Да любой из них справится с десятком таких, как мы, до того они сильны.
— Их мечи широки, как реки.
— Их мускулы мощны, как стволы деревьев.
— Их глаза черны, как глубокие колодцы.
— Их волосы красно-желтые, как пламя.
— Их зубы могут разорвать ребенка в мгновение ока.
Младший из угольщиков наклонился, опираясь локтями о стол:
— Мы ничего не можем поделать. Мы всего-навсего угольщики.
— А те, кто уже потерял свои семьи? — продолжала расспрашивать Деа.
Мужчины горько засмеялись:
— Тому, кто потерял свою семью, уже все равно: он так же мертв, как его жена и дети. Там, где свирепствовали демоны, никого не осталось в живых. Никакой пощады. Никакого сопротивления.