— А-а-а, так это ж «Сказки Венского леса» Штрауса… Я помню, танцевал под эту музыку в Джурджу. Там, в саду, у нас играл военный оркестр.
Сидевшие на танках подхватили знакомую мелодию. Танковая колонна двинулась вперед.
Тихо было в Венском лесу. Уже давно не было слышно в нем музыки, веселья. Лишь иногда скорбную тишину нарушала пулеметная очередь или грубый окрик гитлеровца: по лесу часто проводили под конвоем приговоренных к смерти.
Вот и сейчас идут люди, которым осталось жить всего несколько минут… Голодные, избитые, они идут, еле передвигая ноги, поддерживая друг друга. Гитлеровские солдаты подталкивают их штыками, автоматами.
Карательный взвод размеренным четким шагом следует за группой обреченных. Барабаны отстукивают ритм марша.
Впереди взвода идет генерал, рядом с ним — майор с портфелем под мышкой. Первый — новый гаулейтер Австрии генерал Дитрих, второй — его адъютант майор Вед ель.
Но вот командир взвода, лейтенант Краус, подал знак, и колонна остановилась.
Генерал спокойно закурил сигарету, а майор, подтянув ремень и оправив китель, отдал команду взводу. Взвод приготовился, а майор, чеканя шаг, подошел к новому гаулейтеру:
— Герр генерал, обвиняемые в убийстве гаулейтера Австрии фон Шираха приведены для исполнения приговора.
Генерал, не глядя на конвой, направился к взводу и, остановившись, поднял правую руку в гитлеровском приветствии:
— Хайль Гитлер!
— Зиг хайль! — взревел взвод. Казалось, от этого рева вздрогнул старый лес.
Краус отвел взвод на пятьдесят метров от колонны, а в это время генерал скучающим голосом спросил:
— Сколько их, Вед ель?
— Семьдесят шесть, господин генерал!
— Маловато. Дайте-ка мне приказ.
Генерал громко откашлялся, вытер толстые мокрые губы, открыл папку и начал читать:
— За убийство гаулейтера Австрии фон Шираха, совершенное второго апреля, я, генерал Дитрих, командующий шестой немецкой армией и вновь назначенный гаулейтер Австрии, приказываю: расстрелять… — следует длинный перечень фамилий. — Приказ подписан сегодня, 6 апреля 1945 года. Приговор обжалованию не подлежит.
«Обжалованию не подлежит!» Греттель всего двадцать лет. Ее отца, настройщика роялей, самого лучшего настройщика в Вене, искалечили гитлеровцы. Они били его прикладами по рукам за то, что он хотел бежать из Вены навстречу советским войскам. Теперь он в концлагере. А мать ослепла, а ведь ей всего сорок… Какую она, Греттель, совершила глупость, что осталась ночевать сегодня дома. Тогда ее бы не взяли. А ведь в эту ночь сюда подойдет фронт. На груди у нее записка об этом, записка, которая жжет ее. Карательный взвод уже наготове. Вот сейчас Ведель, этот австрийский офицер, продавшийся гитлеровцам, отдаст приказ.
— Нет!… Я не хочу умирать! Не хочу…
— Achtung… Feuer!…[39]
Гитлеровцы открыли огонь из автоматов по беззащитным мужчинам и женщинам.
Скоро все замерло: и стрельба, и жизнь…
Спектакль окончен. Быть может, завтра, послезавтра он повторится снова…
— Прекрасно, Ведель! Я вас представляю еще к одному Железному кресту… Можете отпустить взвод…
Майор Ведель, опьяненный запахом крови, думая о новой награде, повернулся к лейтенанту:
— Краус! Прикажите, чтобы солдатам выдали в казарме по триста граммов рому. Хайль Гитлер!
— Зиг хайль!
Взвод ушел. Генерал вынул из кармана своих широких с лампасами брюк бутылочку коньяку. Наполовину выпив, он протянул ее майору.
— Послушайте, Ведель… Трупы не убирайте до вечера. Приведите сюда гражданское население, пусть посмотрят. Понятно? Порядок должен быть восстановлен!
— А как на фронте, герр генерал?
— Не беспокойтесь! По приказу фюрера несколько танковых дивизий уже переброшено с Западного фронта. Возможно, и американцам удастся прибыть сюда скорее советских войск. Я отправляюсь сейчас на радиостанцию «Донау». Надо призвать население Вены к активному сопротивлению… к сопротивлению до последней капли крови, понятно?
— Яволь, герр генерал!
Вдруг в кустах треснула ветка. Генерал мгновенно выхватил пистолет. Майор тоже.
— Ведель, посмотрите, что там…
Но он не успел договорить: раздалась очередь из автомата — и генерал упал. Майор бросился в кювет и, стреляя наугад, разрядил всю обойму. Обезумев от страха, он схватил пистолет генерала и стал не глядя стрелять по кустам. Когда он осмелился поднять голову, в кустарнике все было тихо. Он подошел к генералу. Вся грудь его была изрешечена пулями, все ордена — в крови. За кровь они были получены, кровью за них и заплачено!