-Так это ты вмешался?! Ты оборвал связь?! – взвизгнула Злата.
-Нет. Это была она.
-Врешь! Она на это не способна! Она же… обычный человек!
-Просто твои силы уходят от тебя, и ты сама знаешь это.
-Не-е-ет… Это все ты! Ты! Я знаю… Куда же ты пошел, леший?! А мое предсказание услышать не хочешь?! О ее жизни! Она тоже тебя забудет! Очень быстро! И будет жить дальше, как будто ничего и не было! Она ведь всего лишь человек! Слышишь? Погоди, я еще не рассказала тебе о том, сколько у нее будет мужчин после тебя, о том, как и сколько раз они будут любить ее, и понравится ли ей это. Будут ли они жестокими или нежными, честными или не заслуживающими и капли доверия. Я ведь целовалась с ней – я знаю все о ее будущем, в котором нет тебя, хранитель леса! Хочешь послушать?!
Леший шел, не останавливаясь. Но Злата рассмеялась торжествующе ему в спину, учуяв, наконец, в его крови ни с чем несравнимый жгучий запах боли, выбралась из грязной жижи, сделала несколько быстрых шагов ему вслед, чтобы продолжить подробно рассказывать обо всех ночах и днях Александры, которые сможет увидеть, до тех пор, пока длится ее болото, и она может следовать за хранителем леса, продолжая разжигать в нем без того невыносимую ревность, как вдруг натолкнулась на невидимое препятствие.
-Что за… - русалка дернулась в сторону и в другую, еще не веря тому, что случилось. Потом изгнанница медленно, словно во сне, обошла крохотный пятачок трясины. Везде - будто толстое глухое стекло. Оно, не прерываясь, шло по кругу – уйти было невозможно. Леший говорил совершенно серьезно.
-Нет… Леший! Стой! – страшная мысль вспыхнула в голове Златы. - Ты не можешь так поступить! Это… неправда! Ты не можешь похоронить меня здесь заживо! Леший! Леший!!! Лучше убей, слышишь?! Я передумала! Лучше убей! Нет, пожалуйста! Ле-ешии-и-ий!
Ярый уходил, а ему в спину летели то яростные проклятья, то стенания, то визг. Кикимора, которая так и не пожелала выбрать себе имя, бесновалась и рыдала, разбрызгивая вокруг себя грязную жижу, пытаясь выбраться из колдовского круга, который начертил леший. Но заговор, скрывший это болото от мира, был нерушим.
III. Глава 7 Приговор
Глава 7
Приговор
Леший делал вид, что он спокоен, но задолго до того, как он перестал слышать, разрывающие сердце, крики Златы, Ярый едва не упал без сознания от внутреннего напряжения. Просто теперь скрываться нужды не было. Кикимора не обладала таким тонким чутьем, как русалка. Последние ее магические силы уходили, и ей это было только на пользу, иначе бы она не стерпела зловония и мрачности болота. Поэтому Злата и не могла увидеть, как пошатнулся леший, как оперся рукой о ствол какого-то дерева.
На самом деле он ничего не мог сделать!
Каким-то необъяснимым образом он чувствовал их обоих. И того, кто убивал Александру, и ее саму. Он слышал их перемешанные рваные мысли: ярость, боль, страх, желание. И будто перенесся на много лет назад, в тот день, когда с отцом ушел слишком далеко, чтобы спасти мать. Они тогда оба чувствовали, как она боролась и умирала. И сейчас, даже если бы Ярый сумел достичь города, нарушив все мыслимые и немыслимые запреты, притяжение леса и законы рода, даже каждой клеточкой тела ощущая, куда надо спешить, даже если бы он летел самой быстрой птицей – он не успел бы! Да впрочем, так и было.
Он рванулся в сторону города, туда, где Александра боролась за жизнь, даже не успев подумать о том, к чему приведет эта его бессмысленная попытка, не догадавшись, кто на самом деле руководит убийцей. И пережил несколько отчаянно-страшных минут, чувствуя, как она задыхается, как начинают болеть легкие, как ужас сковывает тело, как Александра погибает… Он закричал от гнева, когда, спустя мгновенье, понял, что хочет сделать с его возлюбленной этот мальчишка… Только тогда, Ярый, наконец, отчетливо увидел, кто приказывает ему. И бросился назад, к болоту, чтобы опять безнадежно опоздать… Но все закончилось. Она сумела вырваться. Развеяла ядовитые русалочьи чары. Справилась сама. И это тоже жгло теперь изнутри, будто ядом! Это было неправильно. Он должен был ее защитить.
Леший остановился и так же, как Александра там, в городе, устало опустился на землю. Он посмотрел на свои руки – они дрожали. Шрам на ладони болел, словно рана была получена только что.