И они пришли спустя какое-то время, для меня казавшееся вечностью, отворили с шумом двери и взяли меня под руки.
- В Бухенвальд повезем, ты же хотела Германию? - На едва понятном русском проревел один из немцев, а затем вновь рассмеялся.
Я не поняла, что он сказал. Но меня, бодро подхватив за руки, потащил у выходу. А второй немец остался, я обернулась и увидела в его руке нож, внутри похолодело, я начала вырываться. Наступила паника, мой крик, отчаянные попытки упасть перед подругой. Меня продолжали тащить, грубо толкая вперед, а затем я услышала хрип, последний хрип своей подруги Ани.
- Твари!!! - Кричала и билась в истерике я, но один удар заставил меня замолчать.
Меня тащили, как безвольную куклу, без эмоций, без сил, без надежд на возвращение. Я и не хотела, поскорее бы умереть, чтобы закончился этот ад, я не выдержу, сердце просто разорвется на части. Тащили по коридору, наполненному криками людей и хмельным смехом. Мимо проходили важные немецкие солдаты, о чем-то переговаривались и лишь один из них бросил на меня взгляд. И я вспомнила имя.
- Густав...- Прошептала еле слышно. Но реакции не поступило.
И вот меня затаскивают в кабину грузовика, где лежат десятки тел, эти тела разбросаны в неестественных позах. У всех острижены волосы, не могла даже понять, живы они или нет. Просто села и уставилась в небо сквозь щелочку, кто-то из моих попутчиков стонал, кто-то пытался ползти. А меня била ужасная дрожь, очень холодно, страшно, нет никаких сил.
Послышалась немецкая речь, двое людей о чем-то говорили, опять упоминалось это неизвестное слово "Бухенвальд". И неожиданно донесся четкий голос, опять тот самый, знакомый, который я слышала несколько месяцев назад и который не скоро забуду.
- Густав! - Я крикнула из последних сил. сквозь щель увидела его голубые глаза, смотрящие со страхом и беспокойством. Увидел ли он меня? Вспомнил ли?
Меня привезли ближе к вечеру. Я слышала в беспокойном сне чей-то кашель, нытье, значит люди живы, просто обессилены, как я.
О чем я думала? О сестре, о том, что совсем недавно мечтала о выпускном с красивым платьем, задорной музыкой, о светлом будущем, о том, что поступлю на медицинский и проживу долгую жизнь. А сейчас я мечтаю о выживании, о том, чтобы очнуться дома с мамой и сестрой. Я просто хочу жить, но понимаю, что это невозможно, что сил моих не хватит. И остается молиться о гибели.
Свет, яркий свет освятил кузов. Открылись двери, трое солдат с ружьями крикнули что-то и люди подняли голову. Нас вывели цепочкой, я оглядела каждого. Здесь были девушки и мужчины, худые, обшарпанные, напуганные. Они дрожали от голода и холода. А кто-то продолжал молиться, кто-то прокленал. Я же молчала и пыталась приглядеться, осмотреть местность.
Немцы начали переговариваться, пока мы стояли.
- Они половину на опыты бросят, а остальных к расстрельному аппарату. - Сказал один из пленников. Люди сразу зашумели, попятились.
Я поняла, что значит Бухенвальд. Это конечная точка жизнь, тот самый тоннель, который человек видит перед смертью. Отсюда уже не выходят, их, наверное, даже не выносят, оставляют в качестве удобрения гнить. Это огромные стены с плесенью, это сплошные трубы с ядовитым дымом, и ограждение острое, как лезвие ножа. А больший страх от людей..
- Где мы? - Я спросила первая.
- В аду. - Ответила женщина.
Нас потащили к входу, выстроили в ряд, начали обсуждать, кто умрет первый, а кто еще помучается. Им это доставляет удовольствие, ужасное удовольствие. Нас отсеяли на две группы, одних увели сразу, остальные, которые были со мной, остались в предвкушении чего-то страшного.
Вышел Густав, оглядел нас презрительно, будто перед ним куски гнилого мяса, хотя так это и есть, а затем дал команду открыть двери. А я не смогла оторвать взгляд от этого парня. Как он гордо держался, как и его товарищи.
Нас в здании вымыли, ну как вымыли, из шланга поливали, это было больно, не говоря о холоде. Струя ледяной воды оставляла следы на коже. Затем начали обстригать налысо. Это было ужасно, мы проходили мимо кабинетов с огромными столами и врачами. Рядом сидели дети, полуголые, худые и запуганные. Сразу понятно, что над ними будут проводить опыты. Кто-то кричал, но криков я уже практически не слышала. Я стояла посреди улицы с такими же обреченными как сама, голая, вся в синяках, побритая налысо, что еще может быть хуже? А им смешно, они тешились, громко шутили, скоты...Сколько можно над нами издеваться? Поубивайте, мне уже все равно.
Внутри ужасный запах горелости, прямо во дворе. Везде немцы с ружьями, смотрят на нас тем же бесжалостным взглядом. Вальяжные. А возле одного из сараев лежала куча гниющих тел, да, это были люди. Настоящие люди, которые не выжили или им не дали даже попытаться выжить. Вот такая смерть их ожидала, даже не похоронят, сгниют здесь. Скоро среди них будет и мое тело, совсем скоро, просто сейчас хочется лечь рядом. Я никогда не видела и не думала, что может в мире процветать вот такая жестокость. Неужели в них нет ничего людского? Как можно смотреть на невинного человека и смеяться в лицо его гибели?