Дрогнувшей рукой Беатрис мягко подтолкнула Франца в плечо, заставляя лечь на спину. И если в первое мгновение мужчина и мог подумать, что она устроится на его груди для сна, то эффект произведенный ее следующим действием де Валуа сохранит в своей памяти на всю жизнь. Француженка с удивительной для ее положения ловкостью приподнялась на локте и через мгновение уже сидела на бедрах Майера, глядя ему в глаза.
Беатрис молчала, ее глаза сияли все тем же решительно-обреченным блеском, длинная черная коса оказалась на плече спереди, белая сорочка в таком положении казалась полупрозрачной, очерчивая сквозь ткань линии ее тела и округлый животик. Руки девушки уперлись Францу в плечи, она вновь склонилась, целуя его губы и тем самым лишая любых протестов. Она так решила.
Не прерывая поцелуя, Беатрис скользнула почти невесомыми прикосновениями по груди Франца, расстегивая рубашку и опускаясь еще ниже. Колени девушки уверенно и крепко сжимали бедра мужчины, словно протестуя против любых возможных попыток вырваться. Пальчики девушки скользнули под ее же рубашку, но подцепили штаны Майера, приспуская вниз. Все это время Беатрис не разрывала поцелуя, чувствуя, как к горлу подкатывает очередная волна слез, но отступать девушка не собиралась.
«Он нас не обидит… Он нам нужен, малыш… Он не причинит нам вреда… Он любит твою маму… А значит, любит нас обоих… Ты же веришь маме? Он будет нам опорой, защитником, он будет рядом, он будет нас любить… Я обещаю никогда не давать тебя никому в обиду. Я всегда буду рядом, всегда буду защищать тебя… Но твоя мама больше не может быть одна… Малыш, все будет хорошо… Он нас не обидит…»
Первый вздох Беатрис, когда Франц стал с ней единым целым, был скорее испуганным, чем довольным — пути назад нет. Следующий вздох и еле уловимый стон оказались горько-сладкими, а губы девушки, выпрямившейся на Франце, шептали слово «Прости» беззвучно и безвозвратно.
Неясно было, у кого просит прощения Беатрис, у Франца, Адриана, своего пока еще не рожденного ребенка или себя…скорее всего, у каждого. Но девушка не дала мужчине ни шанса спросить — ее пальчики впились в его запястья, а глаза долгое время оставались закрытыми в противоположность губам.
Многие говорят, что иногда, в момент опасности, время замедляется, и ты видишь все окружающее как в замедленной съемке, на какие-то мгновения выпадая из реального мира. Раньше Франц не верил этим рассказам, пока это не произошло с ним. В ту самую минуту, когда Беатрис настойчиво оборвала ей же инициированный поцелуй, и тонкая рука несильно, но требовательно уперлась ему в плечо, вынуждая вытянуться на кровати. Немец облизал пересохшие вмиг губы, уступая ее желанию и лишь гадая, что она собирается делать. Все ее движения, потерявшие вдруг размеренную плавность и осторожность, говорили о том, что она не собирается спокойно уснуть.
Из груди Майера вырвался лишь короткий вздох, когда Беатрис оказалась сидящей на нем сверху, а тонкие пальчики скользнули по его груди, расстегивая единственную застегнутую пуговицу, и прошлись по коже сверху вниз, также ловко расстегивая пояс брюк и сдергивая ткань, через которую и так прекрасно ощущалось его возбуждение. Франц хотел было приподняться, но девушка с неожиданной силой сжала его запястья, выпуская лишь на миг, чтобы помочь себе, а затем он уже ничего не мог поделать со своим телом, по венам которого будто пустили раскаленную лаву вместо крови. Немец не был новичком в делах любовных, но все же с тех пор, как год назад покинул дом, больше не прикасался к женщине. И уж тем более, никогда бы подумал, что Беатрис так уверенно и настойчиво перехватит инициативу.
Как только она сжала его, двинувшись, и едва слышно вздохнула, время снова потекло в привычном ритме, и Франц лишь осторожно опустил руки на бедра девушки, приподняв ткань ночной рубашки, поддерживая Беатрис и одновременно помогая двигаться. Собственное дыхание начало учащаться, а взгляд неотрывно следил за выражением лица француженки в полумраке комнаты. Тонкие губы тихо повторяли что-то, что он не мог разобрать.
Постепенно движения их стали ускоряться, несмотря на то, что Франц старался быть осторожным. Улучив момент, он позволил девушке замереть, полностью приняв его в себя, и сел на постели, давая ей обхватить себя за плечи, чтобы дать дополнительную опору. Снова положив руки на ее бедра, он начал опускать ее на себя, теперь вновь ловя ее губы своими и глуша начинающие прорываться стоны и собственное тяжелое дыхание. Постепенно низ живота налился приятной тяжестью, и Майер, прижав к себе Беатрис, понял, что не выдержит дольше. До уха долетело ее едва слышное «Прости», а, может, ему почудилось, но ее голос, звук которого свел его с ума в первую их встречу, словно подхлестнул все внутренние ощущения. И перед глазами вдруг встала давно, казалось бы, позабытая картина из сна. Девушка с темными волосами, заплетенными в косу, шла и пела, а потом остановилась, протягивая ему руку…
— Беатрис… — выдохнул Майер, вздрагивая и бережно поглаживая девушку по спине, чувствуя и ее дрожь. Снова медленно опустившись, Франц уложил девушку на бок рядом с собой, касаясь ее лица губами, словно таким образом и приводя в чувство, и отгоняя дурные мысли. По телу растекалась сладкая усталость, отдающаяся легкой дрожью, а в воздухе еще висел сладкий запах, который невозможно было описать, лишь ощутить. Опираясь на локоть, мужчина убрал прилипшую ко лбу девушки темную прядь и, опустив руку на округлый животик, вдруг совершенно четко ощутил толчок, а затем еще один. Немец немного подумал, а затем чуть переместился вниз, наклоняясь и касаясь губами живота Беатрис, тихо шепнув по-немецки:
— Привет, малыш, прости, что потревожили…
Как ни странно, звук мужского голоса вызвал отклик.
____________________
1. Руки вверх! (нем.)
2. Спрячься! Скорее! (фр.)
3. Беги, Беатрис (фр.)
4. Не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте! (фр.)
5. Нет, не убивайте меня, прошу вас! (фр.)
6. Прости меня. (фр.)
7. Я люблю тебя. (фр.)
========== Мы все потеряли что-то на этой безумной войне… ==========
Единственным мужчиной в жизни Беатрис был Адриан, ее муж. Но сейчас, сливвшись в единое целое с Францем, девушка постепенно перестала об этом думать. Физические ощущения, любовь Франца и тяжесть движений из-за беременности отнимали у Беатрис силы. Затем с губ Франца сорвалось ее имя, и француженка невольно протрезвела, хотя этого и не хотелось.
Это был не ее муж, это был чужой мужчина, в ее постели, чужие руки обнимали ее, чужие губы целовали. Все было неправильно, все это — ошибка. Так было нельзя… И по-другому было невозможно. Потому что, каким бы чужим ни был мужчина, полюбивший ее, Беатрис сама выбрала его. Она знала, чувствовала, что у немца хватило бы сил и выдержки оставить ее, не навязываться, обезопасить от самого себя…но она сама не оставила им обоим выбора. Точнее, у нее-то выбор был, и она его сделала. И, как и предполагала, в следующий же миг в этом раскаялась. Тяжелым прерывистым дыханием отзывалось раздираемое виной и отчаянием сердце, мысли одна отвратительнее другой накрывали сознание, глуша миг счастья в объятиях Франца.
Он опустил ее на постель рядом, пока она восстанавливала дыхание, и убрал прядку растрепавшихся за время близости волос с лица. Его бережные и любящие поцелуи старались окутать безопасностью и теплом, но от этого пробирающиеся мысли были лишь еще более горькими. Но то, что не смогли сделать поцелуи, сделало следующее действие Франца. Его теплая рука на животе заставила Беатрис замереть, затаив дыхание. Пальчики, побелев, скомкали простынь, зеленый взгляд неотрывно следил за каждым жестом мужчины. Слова…такие простые и такие ошеломительно обезоруживающие. Толчок ее ребенка прямо в мужскую ладонь в ответ на немецкую речь и уже ставший привычным голос Франца заставили плотину рухнуть окончательно.