Долгая минута звенящей тишины, пока Беатрис, не веря своим глазам, смотрела на несколько коротких строк на желтом листе, заставила французского офицера обернуться — и как раз вовремя. Побелевшая девушка издала лишь один вздох и потеряла сознание, роняя письмо, сообщавшее о героической гибели капитана французской армии Адриана де Валуа, приставлении его к наградам и выражении соболезнований.
Сильные руки офицера подхватили бесчувственную Беатрис. Марсель поспешно перенес хрупкую фигурку на постель и вышел обратно, чтобы взять воды. Однако, когда он вернулся в спальню, чтобы привести вдову в чувство, Беатрис уже смотрела на гонца осмысленными, но широко распахнутыми зелеными глазами, в которых стояли слезы, выворачивавшие душу мужчины на изнанку.
— Госпожа де Валуа…молю, простите меня… Я не переношу приносить дурные вести…а вам в вашем положении вообще не следовало бы сообщать, но вы понимаете… Мадам…
— Все…я…это пройдет, Марсель, благодарю вас… — Беатрис прервала речь офицера, смотрящего на нее взглядом побитой собаки, и медленно села, приняв его помощь и глотнув воды. По белым щекам струились слезы, о которых девушка успела за прошедший месяц забыть.
«Адриан…прости, прости…прости…я никогда не забуду тебя…и своего предательства…ты всегда, всегда будешь со мной, в моем сердце…слышишь, родной? Прости меня… Я оказалась тебя не достойна…и так и не сказала тебе, как раскаиваюсь в этом… Я отпускаю тебя…и никогда не забуду…»
— Марсель, — пальчики девушки сжали запястье офицера, она перевела дыхание.
— Да, мадам? — волнение в голосе гонца было искренним и дружелюбным, но цвет лица Беатрис не изменился, а слезы остановить она не могла.
— Я хочу написать…письмо родителям… Вы же сможете…сможете отвезти или как-то передать его в Париж? — зеленые глаза посмотрели с надеждой, и Марсель тут же заверил Беатрис в готовности выполнить ее просьбу. Через полчаса, когда беззвучно плачущая де Валуа закончила и отдала французу письмо, а он за это время поел и немного отдохнул, ей казалось, что она прошла через ад и снова вернулась на землю. Провожая Марселя к выходу, девушка думала только о том, что ни за что не хочет оставаться во Франции посреди войны.
— Мадам… Беатрис, — Марсель остановился на пороге на улице и посмотрел на девушку с глубоким сочувствием, явно не желая оставлять ее одну. — Я очень прошу вас пока не возвращаться к родителям. Вокруг хутора идет война. Здесь безопаснее всего для вас. Я пришлю к вам охрану и лекаря или медсестру, чтобы…чтобы помочь…с родами.
— Благодарю вас, Марсель, — Беатрис попыталась улыбнуться, думая о том, что офицер невольно прочитал ее мысли, и надеясь, что «охрана и медики» не успеют к ней.
— Берегите себя, мадам, — вздохнул француз и сел на велосипед. Беатрис смотрела на удаляющуюся фигуру Марселя, впившись пальцами в дверной косяк, одной рукой поддерживая живот, в котором то и дело толкался ее ребенок. Ветер слегка коснулся лица девушки, и Беатрис, словно очнувшись, сделала шаг спиной вперед, в дом. Перед глазами возник словно из ниоткуда Франц — и снова вовремя. Француженка, слегка оступившись, снова лишилась чувств, падая единственному оставшемуся рядом с ней мужчине на руки. Тяжелая прическа не выдержала повторной встряски, и черные, словно вороное крыло, волосы водопадом рухнули вниз вместе со всеми шпильками. А на столе так и осталось лежать распечатанное роковое письмо.
Стекло глушило голоса, а боязнь выдать себя и скомпрометировать Беатрис мешали Францу нормально следить за происходящим, но, судя по врученному конверту и всему тому, что произошло следом, все и так не требовало пояснений. Муж Беатрис, ее законный муж не избежал смерти, ему просто повезло чуть меньше, чем немцу, который был бы мертв, если бы не девушка.
Видя, как Беатрис падает, Майер с трудом заставил себя стоять на месте, вцепившись рукой в перекладину на окне. Впрочем, гонец оказался проворен, унося девушку вглубь дома и лишая немца возможности наблюдать. Он отошел от окна, привалился спиной к стене и задумчиво посмотрел перед собой. Сейчас он понимал, что должен быть с ней рядом, ведь больше у нее не осталось никого. Франц подумал о муже Беатрис, об Адриане, которого он никогда не видел, о котором ничего не знал. Сейчас почему-то стало совестно за то, что он остался жив, в то время как этот неизвестный ему французский солдат сложил голову на войне, оставив жену и еще не рожденного ребенка совсем одних. Теперь Майер ответственен за них перед ним, и если уж судьбе было угодно сохранить ему жизнь, он посвятит ее заботе о той, кто была так добра, и воспитает ее ребенка как своего.
За этими размышлениями он едва не пропустил момент, когда скрипнула входная дверь, и военный гонец попрощался с француженкой, садясь на велосипед и отправляясь в обратный путь. Едва он спустился с хутора, Франц поспешил в дом, успев лишь заметить, гаснущий взгляд Беатрис, которая была бледна как смерть. Осторожно перехватив ее на руки, он отнес ее в постель, нашептывая что-то ласковое.
Потрясение было сильным, поэтому следующие несколько дней девушке пришлось провести в постели, а Франц, тем временем, выяснив положение дел, понял, что оставаться тут им больше нельзя. Вернуться в Германию, где его вполне могли арестовать как дезертира, они тоже не могли. Оставалось лишь нырять в неизвестность и пытаться добраться до Бельгии. Риск был велик, учитывая, что любой военный патруль взял был Майера в оборот, едва услышав его произношение. Но ждать было нельзя: срок появления малыша на свет неумолимо приближался.
Как только Беатрис стало лучше, они собрали нехитрые пожитки и отправились в путь. В окрестностях не было лошадей, так что первые пару дней пришлось идти пешком, делая частые остановки на отдых. К концу второго дня они вышли к небольшой деревушке, где Францу на медальон, подаренный сестрой перед уходом на войну, удалось купить у старого кузнеца лошадь и телегу. С ними дело пошло веселее. Погода в мае радовала сухим теплом и отсутствием дождей. Но близ коммуны Монмеди их ждало испытание. Дорогу им преградил полк солдат, которых командировали на фронт с севера. Франц, шедший рядом с телегой, благоразумно молчал, давая возможность говорить девушке.
— Добрый день…мсье, мадам. Куда вы направляетесь совсем одни? — задал им вопрос молодой офицер, глядя на внушительный живот Беатрис. Потом он вопросительно уставился на Франца, придерживая винтовку рукой и готовый в любую минуту ее применить. Немец, надвинув шляпу посильнее на глаза, лишь сделал руками жест, показывая на уши и рот.
— Мадам, ваш муж не понимает или не слышит меня? — решил сперва уточнить солдат, не спуская с немца заинтересованного взгляда.
Несколько дней Беатрис переживала потрясение. Казалось бы, все в порядке, но стоило ей подняться, как ноги подгибались, отказываясь нести хозяйку. В итоге, де Валуа провела в постели пять дней. Все это время, стоило Францу оказаться подле нее, девушка сразу просила забрать ее, увезти, как можно скорее и дальше. От людей, войны, жестокости и излишней заботы. Беатрис не знала, сдался ли Франц на ее уговоры или сам хотел уехать, но через неделю они уже были в пути. Девушка до сих пор не могла поверить счастью, что они успели до того, как Марсель прислал ей охрану и врача. Впрочем, последнего можно было и вовсе не ждать — врачей не отпускали с поля боя.
Пешком пришлось идти долго — путь, который Франц в одиночку проделал бы за день, беременная Беатрис проделала за почти три. Но дальше, с лошадью и телегой, стало легче. Француженка, почти все время проводящая на сене, часто напевала французские песенки. В день, когда на пути встретился полк солдат, Беатрис так же сидела на телеге, свесив ноги и улыбаясь теплу и солнцу. Конечно, испуг отразился на красивом лице, но девушке удалось с собой справиться, по большей части. Молодой офицер, обратившийся к ним, был не намного старше самой Беатрис. Девушка положила одну руку на свой живот и, слегка улыбнувшись, посмотрела в серо-голубые глаза француза.