И вот теперь бравому немецкому солдату действительно стало страшно. А что, если случилось что-то серьезное и ей нужна медицинская помощь… Да, он знал, как лечить простуду, пищевое отравление, мог перевязать рану…но что делать с беременной женщиной? Пару раз глубоко вздохнув, Франц решительно поднялся, вскипятил воды и заварил отвар из трав, которыми пользовалась Беатрис. Прежде всего, девушке нужны были тепло и покой, поэтому он укрыл ее двумя одеялами. Солдаты, что он видел, наверняка шли в Одэнвиль. Там, по информации, был расположен штаб наступления, так что он не боялся, что кто-то заметит дым из печи. Не зная, чем себя занять, и не находя себе места от беспокойства, Франц сел рядом с постелью девушки, подперев подбородок кулаками, и начал гипнотизировать ее взглядом, отмечая, как бледность медленно покидает ее лицо. Он сам не знал, почему вспомнил молитву, которую когда-то слышал в их деревенской церкви, но, склонившись над девушкой, он провел рукой по ее волосам, тихо прошептав:
Ave Maria! Jungfrau mild,
Erhöre einer Jungfrau Flehen,
Aus diesem Felsen starr und wild
Soll mein Gebet zu dir hinwehen.
Wir schlafen sicher bis zum Morgen,
Ob Menschen noch so grausam sind.
O Jungfrau, sieh der Jungfrau Sorgen,
O Mutter, hör ein bittend Kind!
Ave Maria! [3]
Темнота была…долгой. И спокойной. Тихо, темно, спокойно. Но осознание, как было там, в этой пустоте и темноте, приходит лишь тогда, когда это состояние уже покинуто. В обмороке Беатрис не знала, что обрела покой. Но, очнувшись, поняла сразу же, как спокойно было в той тихой темноте. Никаких тревог… Вообще, де Валуа крайне редко падала в обмороки, даже, можно сказать, почти никогда. Она этим даже немного гордилась. Но, видимо, в этот раз она слишком перенервничала.
Очнуться ее заставило несколько вещей. По своей сути — прекрасных, и потому заставляющих хотеть прийти в себя. Хотеть жить.
Первым был аромат. Аромат трав, что так полюбились девушке в ее отшельнической жизни. Аромат, который был привычным, ежедневным, уютным и придающим сил. Именно поэтому первым признаком, что девушка очнулась, оказался глубокий вздох. И в этот вздох примешался другой запах — запах мужчины, который был рядом. Рядом несколько месяцев. Его голос, тихо шептавший молитву, заставил сознание встрепенуться и стряхнуть вязкое наваждение покоя. И еще…еще прикосновение, ласка, такая непривычная и такая заботливая, дарящая покой реальный, не искусственный. Теплая мужская рука, мягко касающаяся ее головы. Рука все того же мужчины. Которого здесь быть не должно. Прикосновение заставило девушку слегка улыбнуться. Но самым главным было не это…
Главным фактором, пробудившим Беатрис, заставившим ее полностью прийти в себя, стал толчок внутри нее. Первый толчок ее ребенка, которого она носила под сердцем. Девушка тихо охнула и распахнула свои изумительно зеленые глаза, устремив взгляд прямо перед собой.
Весь процесс «возвращения» Беатрис из временного забвения занял не больше двадцати секунд. Но лишь в момент затишья, после первого толчка, де Валуа осознала, что лежит в постели, в своей комнате, ей тепло, а рядом, действительно, Франц — ей не померещилось, и в воздухе витает аромат трав. Второй толчок ребенка заставил девушку окончательно поверить, что все происходит на самом деле. Тонкие руки француженки метнулись к животу, счастливая улыбка на миг появилась на ее губах. И лишь после она подняла взгляд на Франца…внезапно осознав, поняв, что он до сих пор ничего не знал…и что это он принес ее в дом, больше некому…
— Милый Франц…прошу, прости меня…что не сказала, — Беатрис говорила медленно, чтобы мужчина понял ее, но сияние ее глаз и радость затмили ее собственное беспокойство, — Прости, пожалуйста. Спасибо, что… — француженка запнулась, понимая, что такого сложного набора слов Франц не поймет, и максимально упростила свою речь, надеясь, что он поймет, что она хотела бы сказать куда больше, — Спасибо, что нашел и принес меня в дом.
Девушка повернулась немного на бок и, глядя в глаза немцу, отчетливо и мягко произнесла, находя его руку своей и прижимая к своему животу поверх одеял, благо ребенок затих.
— Франц, я замужем…ребенок от мужа. Мой муж является капитаном французской армии, — Беатрис была предельно честна. Раньше они об этом не говорили, но сейчас молчать было бы глупо и неправильно, неуважительно. Зеленые глаза просили прощения. И одновременно сияли, совершенно удивительно, так, как могут сиять только глаза женщины, которая готовится стать матерью.
Минуты тянулись медленно, мучительно медленно. Все, чего сейчас хотел Франц, это чтобы Беатрис очнулась, посмотрела на него своими изумрудными глазами и улыбнулась. Он боялся, что случилось что-то страшное. Однако одновременно с ее вздохом и резким жестом, которым она обхватила живот, он сам ощутил, как воздух хлынул в сдавленные легкие. Она была в порядке, она улыбалась, что-то быстро говорила ему, взяв его за руку и приложив ее к собственному животу. Удивительно, но даже сквозь плотную ткань одеял мужчина отчетливо ощутил легкий толчок. Хотя сейчас он не особо понимал, что это означало, просто опьяненный тем, что все снова в порядке. Спустя пару секунд, он все же заставил себя переварить смысл сказанных ею слов, но тут и так все было ясно. Она ждала ребенка от мужа, от француза, который, как и большинство мужчин, служил в армии. Удивительно, если бы это было не так. Наверное, ей было очень трудно решиться на то, чтобы выхаживать его и разрешить ему жить тут с ней, понимая, что ее муж может вернуться в любую минуту. Немец, наконец, сбросил шинель с плеч и, взяв стакан с отваром, осторожно передал его девушке, помогая ей сесть и придерживая чашку. Пока Беатрис утоляла жажду, он смотрел на нее, смотрел иначе. Он уже давно хотел сказать ей нечто очень важное, не дававшее ему покоя, но теперь понимал, что не имеет на это права. Поэтому только чуть улыбнулся, кивая, и, стараясь говорить правильно, ответил:
— Я рад, что с тобой все хорошо… сегодня ты будешь лежать в постели, я буду делать все, что делала ты по дому, сам…тебе нужно отдыхать, — он медленно провел рукой по ее животу и убрал руку, показав на себя. — Тебе не нужно волноваться…тебя и твоего ребенка никто не обидит. Пока не вернется твой муж, я буду вас защищать… — голубые глаза немца вспыхнули решительностью, но, видя ее взволнованный взгляд, Франц потупился.
Остаток дня прошел в покое. Франц, притворно-сердито хмурясь, пресекал все попытки Беатрис подняться с постели в тот день. Разделав тушку зайца и использовав остатки овощей, добытых на соседнем хуторе, он приготовил рагу по рецепту своей матушки, и заставил девушку съесть всю порцию, несмотря на ее красноречивые протесты и жесты, что она боится лопнуть.
С того дня жизнь Беатрис стала еще проще. Франц взвалил на себя все обязанности хозяина дома, причем делал это охотно, насвистывая какой-то веселенький мотивчик, когда колол дрова, таскал воду или мыл полы в доме. На долю девушки он любезно согласился оставить только готовку. Теперь он молчал меньше, стараясь больше времени проводить с ней.
____________________
1. Все хорошо… Поздний ужин (фр.)
2. Спокойной ночи (фр.)
3. Ave Maria! Пред тобой
Чело с молитвой преклоняю…
К тебе, заступнице святой,
С утеса мрачного взываю…
Людской гонимые враждою,
Мы здесь приют себе нашли…
О, тронься скорбною мольбою
И мирный сон нам ниспошли!
Ave Maria! (нем.)
========== Je t’aime ==========
Так прошел еще месяц, весна и тепло в этом году пришли рано. Жизнь Беатрис стала…легче. И спокойнее. Сказав Францу правду, девушка словно сбросила с плеч груз. Теперь она часто улыбалась, легче шла на контакт. Обмороков и ночных кошмаров в этот месяц больше не было. Майер, занимавший соседнюю комнату, стал для девушки необходимым, нужным. Она очень быстро привыкла к тому, что на него можно положиться. А дающий о себе знать малыш и ранняя весна, тепло заставляли радоваться каждому мигу. И за этой радостью Беатрис забыла о страхе, забыла о войне.