- Но ведь не только о нем вы думаете? - возразил врач.
- Не только о нем. Думаю я и о том, как мне обезвредить банду Сеньки Кривого. Этим ведь тоже придется заниматься - и чем скорее, тем лучше.
- А вы не думали о том, что Сенька Кривой уже не жилец?
- В каком смысле? В том, что дни его в любом случае сочтены, и вопрос лишь, когда спецкоманда перебьет всю его банду?
- Нет, в другом. В том именно, что слишком он охоч грабить склады, оставленные сейчас без охраны.
- Погодите... - Я опять задумался. - Вы намекаете, что для оборотня явно связано со складами что-то важное и что он убивает тех, кто оказывается возле складов в неурочный час? И что Сенька Кривой приговорен... своей манией, если пользоваться вашими словами?
- Совершенно верно. И кто знает, может быть, оборотень спас жизнь семерых солдат, потому что банда Сеньки планировала при сегодняшнем налете на склады перебить их сначала, сонных, в караульном вагончике и забрать их оружие? Так злые силы служат во благо, сталкиваясь между собой.
- Остановитесь, - хрипло проговорил я. - Что это вы начали говорить - и в прошедшем времени?.. «Оборотень спас»... «Злые силы послужили во благо...» Вы хотите сказать, что оборотень и Сенька Кривой не поладили и Сенька уже лежит возле складов с оторванной головой?.. Откуда вы знаете?.. - Я стал нашаривать сапоги. - В любом случае, мне надо бежать на место происшествия...
- Зачем вам куда-то бежать? - осклабился врач. - Получайте то, что хотели. - И он приподнял мешок, лежавший все это время у его ног, но вплоть до этого момента незаметный, тенью сливавшийся с темными очертаниями его фигуры, и вытряхнул на кушетку чуть ли мне не на колени что-то круглое и безобразное. И я увидел оторванную человечью голову, редкие бурые волосы слиплись от крови, нос перебитый с широкими ноздрями, один глаз затек, подернут тусклой белесой пленкой, и лишь второй глаз смотрит широко и выпученно. Я всю свою волю собрал в кулак, чтобы не вздрогнуть, не заорать, не выдать ужаса и отвращения. Нет, я напряг все мускулы, заставляя себя сидеть спокойно, и быстро сунул руку под подушку, за «Вальтером». А врач запрокинул голову и завыл тонким жалобным воем, и мне показалось, что во тьме блеснули его удлиняющиеся клыки...
И я очнулся. Ну, конечно, всего лишь сон. И никого рядом, и лишь одно из окон дребезжит под ветром - видно, этот звук и превратился в моем сновидении в тонкий волчий вой.
Я только ругнулся и опять отвинтил крышечку фляжки, приложился к ней несколько раз, взглянул на часы. Пять утра. У меня еще два с половиной часа сна. Я устроился поудобней - и эти два с половиной часа проспал уже без всяких сновидений.
Проснулся я ровно в половине восьмого. Я, как ты знаешь, умею ставить свой организм словно будильник, этакие биологические часы во мне тикают. Встал, крепкого чаю себе заварил, отпер входную дверь и сел пить чай.
К восьми подошли солдаты. Я провел с ними короткую беседу, познакомился получше, по фамилиям и именам, постарался понять, кто на что способен, распределил им обязанности на день.
- Я сейчас уеду на несколько часов, если что - сразу дежурному докладывать. Он у нас навроде связного будет. Я буду заглядывать в течение дня, узнавать, что и как. Дежурный, заступайте.
Назначенный дежурным уселся при входе в здание, в полукомнатке-полуприхожей. Они попробовали было заикнуться, что одному дежурному скучно будет, но я им объяснил, что у нас здесь не развлечения. И шестеро остальных ушли попарно в назначенных мной направлениях обхода. А я сел за телефон. Всего два аппарата было в то время в округе - в отделении милиции и на почте. И оба работали отвратно. Но я все-таки вызвонил областного начальника, «крестного» моего.
- Ну, как на новом месте служится? - спросил он сквозь хрипы и трески в трубке. - Есть проблемы?
- Проблем особенных пока не имею, - ответил я. - Кроме того, что народ здесь совсем оголтелый, никакой власти над собой не признает. Вчера я два раза пальбу открывал, еле сладил со стервецами.
- Ну-ну, ты там не очень шали, - встревожился начальник. - Не забывай, что это не фашисты какие-нибудь, а наш родной народ все-таки. Негоже палить в него направо и налево. Уложил кого-нибудь?
- Нет, не уложил. Я ж аккуратно. А вот что вам надо знать - я оборотня подранил.
- Ты... ты полегче там! - Начальник начал сердиться. - Что ты несешь? Разве у нас с тобой об оборотне разговору не было?
- Разговор у нас был, чтоб не допускать всяких вредных религиозных толков, - ответил я. - Я и не допускаю. А какой-то бандит, прикидывающийся оборотнем, здесь имеется. Ну, знаете, туману напускает, чтобы легче ему было свои дела делать. Какие дела – еще не знаю. Потому что больно разных людей он убивает, общее между убитыми уловить трудно. Хотя прикидки кой-какие имеются. Не знаю я, и как он, гадина, умудряется уходить так ловко. Я вчера долго по его кровавому следу шел, а потом след исчез, и он тоже – как испарились. Сейчас с врачом поедем снег с кровью выковыривать, на анализ нужно кровь отослать. Но что подранил я того, кто прикидывается оборотнем, - даю голову на отсечение.
- Смотри, головы не потеряй, - сказал начальник.
- Не потеряю. Вот привезу его вам денька через два, с руками за спиной, тогда он вам сам и расскажет, как и для чего он на себя эту маскировку под оборотня наводил.
- Резко ты начал, - хмуро заметил начальник. - Даже слишком резко. Ты лучше за местной шпаной присматривай, она совсем от рук отобьется, пока ты оборотня ловить будешь... - он все-таки принял это слово, «оборотень», и употребил его, не слишком скрипя зубами. - Вот что, дело тут серьезное, так я лучше сейчас уполномоченного НКВД вызвоню, он, наверно, сразу к тебе и приедет. Без него ничего не предпринимай, ничего. Сиди и жди, - и он повесил трубку.
- Вот и поговорили, - хмуро заметил я.
Делать было нечего, я остался на месте. Решив еще раз проглядеть все документы, связанные с оборотнем, я открыл сейф, вытащил рапорта и записи, принялся их листать. Как и следовало ожидать, новых зацепок я в них не нашел. Только вопросов еще больше возникло. И один вопрос - самый главный - вырисовывался все отчетливее: если оборотень убивает не наобум, абы кто попадется, то убивать он может лишь по двум причинам - либо тех, кто ему досадил, либо тех, кто узнал о нем слишком много. В любом случае он убивает, преследуя какую-то свою выгоду. Что за выгоду он может искать?
Разложив на столе карту местности, я принялся отмечать на ней точки совершения убийств. Подумав немного, отметил и путь от железнодорожного переезда до кладбища, по которому я преследовал оборотня. Вырисовывался треугольник с вершинами на конезаводе, в деревне Митрохино и у дальних складов Первого Малопрудного спуска. Случайный треугольник или нет? Предположим - просто чтобы начать откуда-то - не случайный. Значит, по этим трем вершинам мне и надо пройтись. Если, конечно, позволят мне заниматься этим делом, не отнимут. По тому, как ситуация оборачивалась, я вполне отчетливо понимал, что меня с моим расследованием могут и тормознуть - вот только в толк не мог взять, почему. Да, наверху явно не желали любых упоминаний об оборотне - и не желали, чтоб кто-нибудь уделял ему пристальное внимание. Слишком не желали, подумалось мне, и все это неспроста. Может, это акция НКВД какая-нибудь? Может, идет работа по раскрытию какой-нибудь диверсии, и поэтому к оборотню нельзя до поры привлекать внимания? Это вообще ни в какие ворота не лезет. Но тут на каком-то обходном витке мыслей я вдруг понял, что напоминает мне этот бесхозный и разоренный район: гигантскую ловушку. Этакую, знаешь, мышеловку с кусочком сыра или огромную клейкую ленту для мух. Воображение мое играет впустую или я приблизился к истине?
Тут я опомнился от своих размышлений, потому что на мой стол упала тень. Я поднял взгляд - в дверях стоял врач. И вот ведь у снов сила какая: знал я, что приснилась мне полная чушь, а все равно внутренне похолодел и напрягся, увидев его милое, совсем не вурдалачье лицо.