Как‑то наш приятель Миша захотел в комнате у Данички посмотреть хоккейный матч, и хотя я его предупредила, что там беспорядок, он ответил, что его не удивить творящимся в комнатах у детей. Однако к Даничкиному телевизору ему так и не удалось пробраться. Чтобы остаться незапятнанным, нужно было раскачаться на канате, повиснуть над банками и распылителями красок, не угодить ногами в стоящие канистры с растворителями, и Миша не смог приземлиться на хоккейном поле.
В глубине души меня этот беспорядок утешал. У Лёни на счёт Даничкиной предрасположенности была другая, но тоже утешительная точка зрения: он считал, что Даничка готовится к миллионерству и уборкой помещений не собирается заниматься.
А вот Боря и Эля несколько волновали — мылись пять раз в день, правда, это ещё не такой страшный показатель, а свойство всех американцев, меняли одежду два или три раза в день, это тоже ещё ничего, но когда они взялись гладить носки и всю одежду складывать, заботиться о чистоте и опрятности — сами стирать, гладить и складывать бельё в стопочки — это становилось подозрительным. Зайду в их комнаты — у каждого в чулане стоит по гладильной доске и утюгу, чистота, всё убрано, развешано в чёткой последовательности, каждый носок со своей парой лежит в ящике под кроватью скрученный. Что и думать не знаю? Я не приучала их к такой стериль–ности, не моя генетическая предрасположенность, и более того, всегда настороженно относилась к повышенной аккуратности. «В доме ни сориночки — скучно на периночке…»
А тут носки гладятся! Всё в наиполнейшем порядке — аж, нехорошо делается. Пугающая чистоплотность!
Но вслух я их хвалю, в качестве награды и чтобы отвлечь от чистоты, предоставила возможность Эле взять котёнка, которого он хотел. Соседская кошка согрешила, и котят раздавали и предлагали всем окружающим. (При наших переездах кота Васю из‑за его обаяния и ума зажилил наш друг режиссёр Димент и переименовал в Луи, чтобы кот нас не узнавал.) Для Эли я опять повторила все «котовые обязанности и ответственности за кота».
Он котёнка посмотрел, погладил, подумал, и на следующий день произнёс: «Нет, я не хочу ответственности за кота.» На этот раз я тоже не взяла, потому как мне вполне хватало четверых мальчиков и новой работы. Кот у нас не появился, а появился интерес к девочкам. Вместо домашних животных завелись девочки. Чистота в комнатах уменьшилась. Я поняла, что трёхмерное пространство мальчики нарушать не собираются, а останутся в обыкновенном измерении.
Юз Алешковский, наблюдая развитие наших мальчиков, в сердцах сказал:
— Мы в их время ещё дрочили, а они…уже… (все догадываются, какое слово хотел употребить наш знаменитый писатель).
— Свободно развиваются, — радостно закончила я.
От музея до Фенвэя
Моя подруга Лена, ценитель и коллекционер картин, приехав в Бостон из Канады, захотела посетить музей Изабеллы Гарднер. Зная всех наших детей ещё по Хьюстону, она предложила не оставлять их невежественными, а взять их в музей.
— Они ведь тоже коллекционеры, помнится, Илюша собирал бейсбольные открытки, — пошутила Лена.
— Они и сейчас собирают. Скоро создадим целый музей Бейб Руфа, — ответила я.
— Кого? — спросила Лена.
— Это знаменитый бейсболист тридцатых годов из команды «Янки», как мне рассказал Илюша — основатель нашего домашнего музея. Братья–коллекционеры продолжают его традицию: начатые им сборы бейсбольных и футбольных карточек пополняются, в коллекцию подкупаются новые экспонаты, отдельные из старых обмениваются. Постерами бейсбольных игроков украшаются стены, а различными видами бейсбольных шапок — головы коллекционеров.
— Давай покажем бейсбольным коллекционерам другие существующие в мире коллекции. Может, заговорит врождённое влечение к красоте? Может, на них подействует этот великолепный дом, выстроенный в стиле венецианских дворцов с изящной внутренней галереей, с садом под стеклянной крышей со скульптурами и цветами? Может, они впечатлятся картинами художников? Рембрандта, Корреджио, Тициана, Рафаэля?