И мы решились. Лена была женщиной мужественной и решительной и не боялась ходить с детьми по музеям.
Это был второй коллективный выход в пределы искусства — после посещения оперы. До этого всех вместе мы их водили только в Макдональдсы, китайские рестораны, мороженицы и разные забегаловки, где им предоставлялась не духовная пища, и хотя они успевали проползти под столами и что‑нибудь выкинуть, но в полную силу не расходились, боясь потерять привилегии питания в общественных местах, и вели себя на грани приличного.
Радостно–возбуждённое чувство вызвало у наших коллекционеров название музея: «Двор на Фенвэе», потому как на этой же улице было их любимое здание бейсбольного стадиона «Фенвэй Парк». Там они проводили часы наслаждений. Их туда водил Илюша.
Как только мы подъехали к музею, бейсбольные коллекционеры стали оглядываться по сторонам, ища глазами свой Фенвэй. Боря первым разглядел на горизонте громадные осветительные стенды с лампами, и закричал, показывая на крыши: «Вон он!» Пришлось подождать минут пять, пока любители бейсбола наслаждались зрелищем торчащих вышек с лампами. Вид у них стал такой, будто бы они увидели что‑то необыкновенное. Может, так они будут смотреть и на картины? Боря, после того как отвёл взгляд от вышек, нежно погладил скульптурного льва, охраняющего вход во «Двор на Фенвэе».
Как только мы вошли в музей и Лена остановилась перед портретом госпожи Гарднер, все дети сразу куда‑то исчезли.
В жёлтой комнате Лену привела в восторг картина Веронезе: портрет женщины в чёрном, с прекрасным выразительным лицом, полном глубины и правдивости. Пока мы им любовались, Боря очутился на третьем этаже галереи. Он махал нам рукой с маленького внутреннего балкончика, окружённого каменными колоннами. Немного постояв на балконе, он куда‑то скрылся, а мы пошли через испанский коридор в жёлтую комнату, поднялись в маленький салон госпожи Гарднер и увидели через дверь, что в комнате Рафаэля около Пиеты происходит какое‑то шевеление. «Не иначе, как мои коллекционеры там что‑то творят,» — подумала я, и мы туда прошли. Около рафаэлевского портрета Графа Томмазо старый служитель гонялся за Борей.
Боря, показав нос графу, крадучись, перебежал в другой зал. Служитель со спокойно–весёлым видом перешёл за Борей и, казалось, стал играть с Борей: видно, ему так надоело бессмысленно стоять около картин, что эта маленькая шалость Бори доставляла ему некоторое развлечение в его скучной работе.
В маленькой голубой гостиной раннего Итальянского Возрождения около большого камина из пиренейского мрамора красного с белым Борю настиг молодой охранник, и Боря нырнул под голубой диван с обивкой, на которой была изображена охота. Мы подоспели в тот самый момент, когда служители увещевали Борю вылезти из‑под дивана. Боря, на секунду выглянул оттуда, скорчил рожу, хихикнул и опять спрятался. Оба служителя — старый и молодой — недоумевали: как же извлечь наслаждающегося зрителя, который так комфортно устроился в музее под диваном? «Боря, вылезай, а то позовут полицию!» Не дожидаясь полиции, Боря вылез из— под дивана и, улыбнувшись, пошёл в буфет.
Тем временем Даничка и Эля в музыкальном зале госпожи Гарднер, увешанном изысканными гобеленами, с креслами из орехового дерева, давали представление. Как написано в путеводителе, большим балом открылся музей в Новый 1903 год. Изабелла пригласила много гостей, играли музыку Баха, Моцарта и Шумана. И сейчас в этом зале, продолжая традицию Изабеллы, проходят вечерние камерные концерты. На постаменте стоит рояль, закрытый чёрным чехлом, и арфа в змееобразно изогнутой золотой раме. Наши мальчики тоже решили поддержать традицию.
Эля поднялся к роялю, встал около и начал дирижировать: махать руками. Он опускал и поднимал голову, подпрыгивал и время от времени делал вид, что перелистывает ноты. Бернстайн! А Даничка занял место около арфы и руками как бы стал перебирать струны и закатывать глаза. Он лицом и движениями своего тела изображал поэтические звуки этого нежного музыкального инструмента. Мифический бог ветров! Эолова арфа. Посетители, человек пять–шесть, сосредоточённо смотрящие в гиды, оторвали свои взгляды от сверения подписей к картинам и залюбовалась этим хэппэннингом. Вокруг наших мальчиков образовалась небольшая толпа, подошло ещё несколько человек. Две взрослые дамы так умильно смотрели на дирижёра и арфиста, что Лена мне сказала:
— Публика, видно, тоже из бейсбольных коллекционеров.