— Им не удалось выдержать испытание благополучием, — добавила Инта. — Но всему свой срок.
— Наш срок наступил, — кивнул, соглашаясь, Корлис. — Если бы вы знали, друзья мои, как я истосковался по настоящему делу!
Часть третья
ВЕРОЯТНОСТНОЕ МИРОЗДАНИЕ
1. «Ловушка для Светоча»
Игин так и не вернулся на Утопию. Решение остаться стоило ему немалых переживаний, особенно после того, как Стром прислал радиограмму. В ней было единственное слово, и оно обожгло Игина: еще никто прежде не называл его предателем!
«Неправда, я не предатель, но стал бы им, отказавшись от главного дела своей жизни», — с достоинством ответил управитель.
Стром замолчал, на срочный вызов не ответил, словно Игин перестал для него существовать.
И все же личные переживания были для Игина чем-то вторичным. Он предавался им в редкие свободные часы: времени не хватало даже на сон. Работа поглотила его целиком, Игин, можно сказать, жил ею.
Приняв предложение Председателя, он взвалил на себя глыбу, тяжесть которой до того не мог и представить. Организация энергокосмического индустриала (правильнее было бы назвать его «сверхиндустриалом») сама по себе представляла огромные трудности. Но не они беспокоили Игина.
Тревожило другое. Преодолеть энергетический кризис чисто экстенсивным путем, все увеличивая и увеличивая емкость энергосетей, число станций, как это делали до сих пор, не удастся из-за выявившейся ограниченности ресурсов. Но дело было не только в этом. Мозговой центр на Утопии забил тревогу: применение новых расщепляющихся материалов, — а такой выход предлагали энергетики — может вызвать «холодную» цепную реакцию наподобие той, что погубила цивилизацию Гемы.
И в мудрой идее Ктора объединить энергетический и космический индустриалы в одно функциональное целое исходным пунктом был именно поиск принципиально новых путей, которые позволили бы утилизировать энергию космического пространства и, в первую очередь, ресурсы Светоча.
Каким должен быть хотя бы один новый путь, Игин пока не представлял.
Совершенствовать приемники лучистой энергии? Само собой, но как преодолеть ее поглощение атмосферой? Вывести улавливающие станции в космос? А как передавать энергию оттуда?
Сплошные вопросы, и все безответные. «Энергия и космос в одной упряжке» — крылатая фраза Игина — оставалась не более чем метафорой, перевести ее в практическую плоскость никак не удавалось.
Игин обратился за помощью к компьютерам. И в который раз убедился, что их мудрость зиждется на аналогиях. Компьютерам необходим прецедент, отправная точка для логических рассуждений. А здесь его не существовало…
Привычные решения только сбивали с правильного пути, уводили в рутинную колею. И компьютеры подталкивали Игина к такой колее, а встретив с его стороны сопротивление, разыскивали другую, еще накатанное и глаже. Нужна же была не колея, а нехоженая тропа.
Чем дальше, тем тривиальнее становились предложения компьютеров.
Создавалось впечатление, что они, то ли с досады, то ли от обиды, несут заведомую чепуху. Но Игин знал, что компьютеры не способны ни досадовать, ни обижаться. Просто они исчерпали свои возможности.
По совету Ктора Игин объявил открытый всемирный конкурс. Хлынул поток предложений. Счет им шел на десятки тысяч, рассматривали их компьютеры: ни сам управитель, ни его теперь уже многочисленные помощники не справились бы с лавиной информации, тем более что это был конкурс, в основном дилетантов, — профессионалы признали свою несостоятельность.
То, что конкурс сделали открытым, не было жестом отчаяния. Какими бы незрелыми и даже абсурдными ни казались предложения дилетантов, они обладали специфическим достоинством: свежестью взгляда на проблему. Их авторов не подавляли авторитеты, не ограничивали каноны, не сковывали прототипы.
Дилетанты не опасались прослыть невеждами, давали волю ничем не обузданной фантазии. И расчет строился как раз на том, что не одна, так другая «беспочвенная» фантазия пробудит инженерную мысль, даст ей толчок в непредвиденном направлении.
Так, например, обыкновенный садовник предложил использовать энергию вращения Мира вокруг оси. Компьютеры квалифицировали идею как заслуживающую внимания. Ученые заинтересовались ею. В итоге была разработана теория парциального взаимодействия магнитного поля Мира с энергетическими полями ближнего космоса. К сожалению, расчеты показали, что решить проблему столь изящным способом не удастся.
Среди конкурсантов был и подросший «малолетний преступник» Банг. В отличие от Тикета, он не обладал талантом к музыке, зато природа наделила его еще более редким, хотя и менее бросающимся в глаза, даром — парадоксальным воображением.
Если бы заявка Банга сразу же попала к Игину, тот, посмеявшись, отправил бы ее в утилизатор мусора. И так бы, вероятно, поступил любой на месте управителя. Действительно, Банг предложил не больше не меньше чем ловушку для Светоча. Звезда в ловушке — было над чем посмеяться!
А между тем компьютеры-эксперты, не наделенные способностью к юмору, выделили заявку Банга из тысячи других. И экспансивный паренек, чье увлечение детективом преломилось столь неожиданным образом, стал победителем всемирного конкурса и вошел в историю как один из пионеров космоэнергетики…
Конечно же, компьютеры восприняли «ловушку для Светоча» не иначе чем аллегорию, оценили содержавшийся в ней намек. Ее реализация оставалась нерешенной задачей, следующим шагом, который только еще предстоит сделать.
Игин истолковал «ловушку» как энергоемкий элемент, аккумулирующий лучистую энергию Светоча, причем в количествах, достаточных для восполнения энергетических затрат Мира. Такого элемента пока не существовало, его предстояло создать — одна из многих проблем энергетической программы. … Когда Игина попросили открыть музей истории техники, он согласился не сразу.
— Это же значит потерять день, — ворчал управитель.
Но экспозиция, а с ней пришлось поневоле ознакомиться, неожиданно увлекла его. Все с большим интересом переходил он от экспоната к экспонату.
Обычно на технику прошлых веков, а тем более тысячелетий, смотрят свысока, со снисходительной усмешкой. Но это поспешный, поверхностный взгляд.
Конечно, в сравнении с современной суммой технологий новации древних кажутся наивными, незрелыми, далекими от совершенства. Однако правомочно ли такое сравнение?
В другое время Игин не смог бы преодолеть стереотип снисходительности, превосходства над предками. Но сейчас его чувства были обострены самой атмосферой творческого поиска, в которой он находился с тех пор, как возглавил энергокосмический индустриал.
Для него явилось откровением, что древняя техника, при всей ее примитивности, полна остроумных находок. Некоторые из них впоследствии стерлись от частого употребления, другие были открыты заново, третьи забыты и сейчас воспринимались как нечто оригинальное, свежее, перспективное.
А все вместе внушало Игину чувство, близкое к преклонению перед техническим гением предков. Как рационально использовали они то малое, что было в их распоряжении! Рациональностью отличались и замысел, и исполнение. Любая деталь имела очевидное предназначение. Ничего лишнего, ненужного! Что ни машина, то истинный шедевр, взлет творчества.
Игин позавидовал инженерам, жившим на заре цивилизации, их раскованности, свободе творческого мышления. Над ними не висел груз традиций: им еще предстояло создавать их!
Один из разделов выставки особенно заинтересовал управителя. Огромный, искусно подсвеченный зал, точно Колизей под куполом неба. Там и сям без видимого порядка — машины, машины, машины. Суставчатые рычаги-руки, хитроумные полиспасты, громоздкие деревянные колеса…
Все это продолжало жить своей, казалось, никогда не замиравшей жизнью.
Скрипели блоки и оси, раскачивались на подвесах гранитные глыбы… Людей и животных, приводящих в действие парад техники, заменяли их нарочито карикатурные подобия — роботы. Игина охватило ощущение, что здесь, в этом зале, прошлое смыкается с будущим.