— Уже поздно, Игин, — с трудом проговорил Председатель. — Только что сообщили: несколько часов назад в результате взрыва экспериментальной установки погиб Стром… 8…И все за одного Сознание расширилось, и не было ему границ. Никогда еще Кей не испытывал ничего подобного. Приподнятое, пьянящее чувство переполняло его. Что это — эйфория? Нет, скорее, окрыленность. Невидимые крылья, казалось, подняли его ввысь, и с запредельной вышины он охватил взглядом непостижимую для других человеческих существ бесконечность бытия.
Сейчас в нем объединили свою мудрость сотни личностей. В его мозгу поселились и сдержанно философичный Сарп, и рассудительный Угр, и знаток машин Зур, и бывший врач Эрт, и, конечно же, Горн.
Кей мог сказать себе:
— Привет, Горн!
И ответить:
— Здравствуй, дружище.
Мог одновременно говорить со всеми «призраками», причем с каждым в отдельности, и слушать порознь их голоса, вернее, воспринимать мысленные образы, не давая им слиться в хаотический гул, бесформенное пятно.
Еще недавно он не представлял, что человек способен на такое. Компьютер — тот враз решает тысячи задач, параллельно ведет тысячи диалогов, не сбиваясь и не путаясь. Но человек… Почему у него столь невысокий предел способностей? И почему у разных людей он различен? Почему наряду с умными, талантливыми рождаются тупицы и бездари? Разве это справедливо?
Такие вопросы захлестывали Кея, и он не находил на них ответа. Но понимал, что природа совершила двойную несправедливость и не приходится рассчитывать на ее милости, Эволюция закончилась, и теперь все зависит от самого человека.
Как никогда прежде, Кей осознал правоту «призраков». Они бросили дерзкий вызов природе, сумели преодолеть ее извечные ограничения. А что если обобществить интеллект? Интеллектуальный коммунизм — не следующая ли это ступень в совершенствовании общества?
Кей поделился мыслями с Сарпом. В последнее время они еще более сдружились.
Частое мыслеобщение высветило их друг для друга. Между ними не существовало недомолвок.
— Замечательная идея! — одобрил Сарп. — Странно, что мы до этого не додумались… По сути дела, вы предложили модель принципиально нового общества, где интеллектуальный потенциал каждого принадлежит всем и личность обладает интеллектом коллектива. Философы мечтали о гармонии отношений между личностью и обществом, о всеобщем равенстве. Но какое могло быть равенство при различии способностей! «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Вы развили эту формулу, уравняв возможности индивида!
— Меня одолевают сомнения, — признался Кей. — А не получится ли вместо равенства уравниловка, как бывало в прошлом. Ведь мало провозгласить: «С сегодняшнего дня все люди равны!» — Понимаю, что вы имеете в виду. Опасаетесь, не угрожает ли интеллекту стандартизация, — копий множество и ни одного оригинала? Да, такое «равенство» стало бы катастрофой. Даже гениальная одинаковость означает распад личности. Так?
— Вот именно. Допустим, мой интеллект вобрал в себя интеллекты всех людей.
И то же произошло с остальными. Не появятся ли сотни, а впоследствии миллионы, миллиарды совершенно одинаковых Кеев, Сарпов, Горнов? И зачем тогда общаться друг с другом, если каждый может сказать о себе: «Я это они»?
— Ваши опасения беспочвенны, — возразил Сарп. Мочь вовсе не означает быть.
Боюсь, вы все еще в плену прежних представлений.
— То есть?
— Рассматриваете коллективный мозг как усовершенствованное подобие мозга отдельного человека. И арифметически складываете интеллекты индивидов в интеллект системы.
— А разве не так? — удивился Кей.
— Увы, здесь нужна не арифметика, а векторная алгебра в самом сложном виде.
Мозг человека содержит один информационный канал, не так ли? Никто не в состоянии одновременно читать стихи, петь, разговаривать, отдавать распоряжения — это делается поочередно. Коллективный же мозг — система с множеством параллельно действующих каналов. Однако, став ее частью и получив возможность информационного обмена с остальными частями, вовсе не обязательно разом задействовать все каналы. Теоретически вы можете так поступить. Только зачем?
— Но если я все же захочу воплотить в своем сознании личности всех людей?
— Воплощайте сколько угодно! Ручаюсь, это быстро вам надоест!
— А если все пожелают стать, скажем, Сарпами?
— Пожалуйста! Только вероятностные законы вряд ли допустят такое. Другое дело, когда вам понадобится воспользоваться знаниями, опытом или мировосприятием Сарпа, Зура, Эрта, взглянуть на окружающее их глазами.
Тогда вы присоедините их личности к своей. Но в основе останетесь самим собой. И они будут связаны не только с вами. Возникнет множество перекрестных связей, живое, динамичное, непрестанно изменяющееся.
— Значит, если возникнет необходимость в помощи… — … То десятки, сотни Кеев, Горнов, Угров окажут ее любому, кто в ней нуждается.
— А сохраним ли мы при этом свободу личности? — продолжал сомневаться Кей.
— Вас смущает возможность позаимствовать чужую личность, не испросив согласия? — уточнил Сарп.
— А вас нет?
— Коллективное мышление несовместимо с психологией собственника. Тут уж или — или. Но неужели вы…
— Нет, нет! — поспешил оправдаться Кей. — Я затеял этот диспут, чтобы до конца разобраться во всем. Итак, коллективный мозг имеет множество личностных воплощений. И эти воплощения столь же разнообразны, как и сами личности. Так?
— Я бы еще подчеркнул вероятностный элемент воплощений, устраняющий угрозу стандартизации интеллекта.
— Теперь вопрос, как отнесутся к нашему замыслу остальные…
— «Призраки»? С людьми вы уже не считаетесь? — поддел Сарп.
Кей смутился.
— Вы нащупали мое больное место. Я и сам ловлю себя на том, что отвыкаю от общения с людьми. Даже с Интой. А я ведь по-прежнему люблю ее.
— Так поделитесь с людьми электронным подсознанием!
— Людей слишком мало, чтобы подвергать их опасности. Где гарантия, что все сойдет благополучно для психики? Вот испытаю на себе как следует, и тогда…
— Похвальная осторожность, — с едва уловимой иронией отозвался Сарп. — Не зря вы как-то упомянули, что избегаете ненужного риска.
— Корлис однажды обвинил меня в трусости…
— Нет, вы не трус, — со странной интонацией заметил «призрак». Вы человек отчаянной смелости. И все же… Есть в этой отваге что-то граничащее с трусостью. Не пойму, что именно… … До обидного просто и буднично осуществилась задумка Кея. «Призраки» приняли ее так, словно она уже давно вызревала в их собственных умах, и вот теперь пришло для нее время.
Никаких технических новшеств не потребовалось. Серия экспериментов в ускоренном масштабе времени, несколько проб на добровольцах, среди которых, разумеется, были Кей с Сарпом, затем первое опытное включение в полном объеме, и коллективный интеллект начал действовать!
Кей наслаждался обретенной им интеллектуальной мощью. Повторилось то, что он испытал, впервые подключив к мозгу электронное подсознание, но уже на новом, неизмеримо более высоком уровне. И опять он заново узнавал себя, сначала робко, а затем все более уверенно примеряя к себе многочисленные воплощения коллективного интеллекта.
Это превратилось в своего рода игру ума, игру увлекательную и даже азартную. Она поглотила его, оторвала от реального мира.
И Кей забыл, ради чего он предпринял дерзкую попытку перестроить человеческое мышление. Забыл о самом человеке. Инстинкт исследователя, первооткрывателя на время, пусть исчисляемое днями, вошел в противоречие с нравственностью. Обретя недоступную ему прежде дальнозоркость мысли, он выпустил из поля зрения близкое, не смог разглядеть приблизившуюся вплотную беду…
9. Отзовись!
В задумчивости стоял Ктор над хрустальным саркофагом Джонамо. Смерть Строма вызвала в его душе трагический резонанс. Она ассоциировалась и с тоской по непробудно спящей Джонамо, и с мрачными раздумьями о почти уже прожитой жизни.
Ктор вглядывался в безмятежное, нестареющее лицо жены. Неужели за его дорогими чертами — пустота, бездумность, холод небытия? Книга со стертыми строками, погасший огонь, оборванная струна…