— Нет, я не могу, — замотал головой Бадалов. — У меня язва, и такой дозы мой желудок просто не выдержит!
— Ну а ты, господин полковник? — перевёл насмешливый взгляд на Быстрицкого де Беррио.
— Нет, я тоже пас, — замахал тот руками. — Я не пью вообще вот уже несколько лет и вам не советую.
— Ну нет так нет, — ставя бокал на стол, сказал дон Антонио. — Тогда наш разговор не состоится. Я не обсуждаю дела трезвым, хобби у меня такое. И один пить не люблю — я не забулдыга из подворотни.
Гости вздохнули, переглянулись и взяли в руки бокалы.
— Вот это по-нашему, — улыбнулся приветливо де Беррио. — Всё, пьём до дна, хлебаем борщ, и я охотно отвечу на ваши вопросы!
Снова наполнив бокалы, дон Антонио закурил.
— Что же вас привело ко мне, господа «соотечественники»? — спросил он. — Да, я был русским, я был китайцем, я был французом и чуть было не стал янки! Вот только жить в США мне не захотелось. А теперь я гражданин мира и имею много-много денег! Сколько вы хотите просить у меня и на какое пожертвование?
— Нам хочется знать, какой именно бизнес вы ведёте с СССР? — поинтересовался Быстрицкий, чувствуя, как хмель начинает дурманить голову.
— А то вы не знаете, — с сарказмом хмыкнул дон Антонио. — Да о моём бизнесе знают все, кроме вас, наверное. Я закупаю зерно в СССР, привожу его сюда и… Кормлю хлебобулычными изделиями свою новую Родину.
— Как много закупаете вы зерна в СССР? — снова задал вопрос Быстрицкий слегка заплетающимся языком.
— Столько, сколько мне надо, — ответил де Беррио. — В России много зерна, и я могу себе позволить закупать его столько, сколько захочу.
Гости оживились.
— Как вы расплачиваетесь с советскими партнёрами по бизнесу? — задал очередной вопрос Быстрицкий, снимая галстук.
— А чтобы услышать ответ на этот вопрос, надо ещё смочить горлышки, братишки! — улыбнулся им дон Антонио. — И снова пьём до дна, такое правило, а потом говорим хоть до утра, согласны?
На этот раз гости поморщились, но отказываться воздержались. Чокнулись, провозгласили тост за хозяина и выпили.
— Со своими советскими партнёрами я рассчитываюсь по-разному, — ответил де Беррио на ранее прозвучавший вопрос. — Скажут долларами, плачу долларами, захотят бартер, везу в Россию всё, что они попросят.
— Что именно? — переспросил, икнув Бадалов.
— Всё, что пожелают, — хмыкнул дон Антонио. — Так у нас в контракте обговорено, прописано и подписано.
— Тогда у нас есть к вам предложение, господин де Беррио, — заёрзал на стуле Быстрицкий. — Мы предлагаем вам…
— Стоп, ни звука! — дон Антонио указал пальцем на бокалы. — Вопросы и ответы мы уже провели, теперь выпьем за продолжение нашей деловой беседы!
— Но позвольте! — гости округлили глаза. — Вы даже не услышали нашего предложения?
— За то, когда оно прозвучит, выпьем отдельно, — пообещал де Беррио. — Ну… Берите бокалы, чёрт вас побери, господа!
— Не понимаю, почему вы хотите нас напоить, а не выслушать? — заупрямился Быстрицкий. — Мы вам подготовили такое предложение, от которого вы…
— Цыц! — погрозил ему пальцем дон Антонио. — Не так часто ко мне заглядывают русские гости, с кем можно выпить по-настоящему, по-мужски! Здешние аборигены после двух-трёх рюмок под стол валятся… Утром на них грустно смотреть.
Гости переглянулись, пожали плечами и, чтобы не «разочаровывать» хозяина, выпили до дна.
— Так каково оно, ваше предложение, господа? — спросил де Беррио, отправляя в рот кусочек селёдки.
— Чё? — посмотрел на него осоловевшими глазами Быстрицкий. — Чего тебе надо? На колени, холоп, перед моим благородием, полковником лейб-гвардии Его Величества… — не договорив, он уткнулся лицом в поверхность стола и захрапел.
— Ехали казаки на чужбину далёкую, — промычал, в свою очередь, Бадалов строку из песни и повалился со стула на пол.
— Ну как можно иметь дела с такими неженками, — усмехнулся дон Антонио. — Я когда-то знавал таких, что они за столом оставались, а я под него со стула падал.
В ресторан вошёл молодой мужчина и нетепеливо поспешил к столику де Беррио.
— Ну чего тебе, Самуэль? — спросил дон Антонио. — Не видишь, я с гостями забавляюсь, а ты…
— Письмо из Ленинграда, от Иосифа Бигельмана, — ответил мужчина, протягивая пакет.
— Вот это приятно, — улыбнулся де Беррио. — Вот это хорошо. Я люблю читать письма из Ленинграда, особенно от проныры Иоськи!
Вскрыв пакет, он достал из него лист, исписанный красивым убористым почерком, и прямо на глазах трезвел, читая письмо.