смерти пребываем, как бы это выразиться... неправильно, неестественно. Улетать и должны, как птицы, в другие пространства и миры. А мы здесь остаемся. Ты верно подметила - привязанные. К своим темам, к могилам. И силы нам дает лишь энергия этого мира, эманации живых и остаточные - ушедших. А это опасно для души. Ты ведь уже о мутных знаешь? Чрезмерное употребление энергии этого мира, силы живущих в нем, для души без тела гибельно. - Душа деградирует? - Да, можно и так сказать. В любом случае - тяжелеет и улететь отсюда не может, скитается, как свинцовая, по земле. - А если не питаться этой энергией? - Вот тут у меня лишь теории на этот счет есть, - пожал плечами старик, - могу поделиться. Душа покидает этот мир, когда истлевает тело, когда оно совсем распадется и «отпустит» её. А до сих пор она нуждается в поддержке, в энергии. Иначе истончается, как здесь говорят, и что там с ней происходит дальше - неизвестно. Может быть и впрямь уходит куда положено. Те, кто вознеслись, уже не вернулись, чтоб рассказать. - А вы видели таких, как это происходит? - Видел. Пару раз. Мало кто возносится быстро после появления здесь. И насчет сроков у меня тоже есть кое какие соображения. - Вы говорите, что тело должно разложиться, как залог освобождения, - задумалась Алена, - и другого варианта нет? - Есть ещё кремация. Не слишком распространена она в нашем обществе, однако, чудится мне - это совсем другой путь для души. - Нет тела - нет проблемы? - ляпнула девушка. Матей Семенович рассмеялся. - Сдается мне так. И, думаю, душа освобождается как раз в момент сжигания. Потому что одна душа всё-таки вернулась... иди-ка сюда, покажу... Он поманил спутницы чуть в сторонку и через пару шагов указал на могилку - ухоженную, симпатичную, с каменным вычурным крестом. По некоторым признакам - свежую. Но по энергетике - пустую. - На самом деле, ей много лет. С пару десятков назад здесь Алексея Петровича похоронили, замечательный был мужик, добродушный, люди его любили. Потому часто вспоминали и навещали, не было недостатка в энергии. А чаще всех жена приходила. Все эти годы. Пару лет назад и её похоронили тут. - В одной могиле? - Алена ошарашено воззрилась на профессора. Она слышала про недостаток мест на кладбищах, но не до такой же степени... - Так, - кивнул он, - здесь же. Пелагея Васильевна была крайне против гробов и отдельных могил, завещала тело кремировать. А вот что дальше с прахом делать не уточнила. Дети выполнили всё, как положено, последнюю волю, так сказать. А урну с прахом прикопали к мужу её, отцу своему. И ни разу я здесь не видел призрака Пелагеи. Алексей Петрович уж как убивался, что он всё ещё на земле, а любимая его Душенька свободна и не свиделись после смерти. Погоревал ещё с месяц, потом раздал сам свою энергию желающим, истончился и вознесся. - В смысле, ушел, пропал? - Нет, именно вознесся. Я был рядом, уговаривал его не глупить, не послушал. А в тот самый момент он закричал вдруг: «Матвей, я вижу её! Пелагеюшку мою!» Устремился вверх. А я глянул и вроде бы тоже что-то такое увидел - силуэт или нет, непонятно, но к нему Петрович и улетел. - И тело не удержало? - Оно к тому времени уже разложилось и превратилось в прах. Однако, не все души даже после этого мир живых покидают. Привыкают здесь, плотнеют на энергиях, да и боязно в никуда отправляться. Другое дело, наверное, когда ты умираешь и сразу возносишься, не успев осознать, что больше не принадлежишь этой стороне. Или гибнешь так, что связь с телом рвется сама. - Да уж... - Алена обдумывала услышанное, - Матвей Семенович, а можно вас расспросить о личном? Вы-то как умерли. Если не секрет. - Здесь нет секретов ни у кого, ни от кого, - то ли рассмеялся, то и посетовал старик, - поживешь немного, пообвыкнешь, сама научишься читать других, как книги. А скончался я от инфаркта. Подлый скосил прямо посреди лекции, в разгар учебного года. Обидно, ведь студенты так меня любили, как, впрочем, и я их. До того любили, что отрезали мне путь к свободе, обрекли на жизнь вечную тут. Он вздохнул так протяжно и безысходно, что Алена поежилась: - Как это? Вас помимо тела ограничивает сила их памяти? - Даже когда меня забудут все до единого, придется перебиваться, как говорит Геннадий, подножным кормом, потому что от тушки моей мертвой мне не освободиться, увы. Заботливые коллеги и благодарные студенты решили увековечить и...забальзамировали её. Теперь вот не разлагаюсь, сплю в могиле, как на камнях, как йог. Так-то привык и смирился уже, да и мемориальная доска на стене института худо-бедно кормит остатками памяти, но всё-таки не думал, что после жизни вот так застряну. Алена содрогнулась, осознав всю глубину его отчаянного положения. - В общем, я тут теперь вроде старожила и по совместительству - советника, - ободряюще улыбнулся ей профессор, - ты не бери в голову, девочка. Может когда-нибудь всё изменится. А пока...должен же кто-то присматривать за мутными и молодняк воспитывать. Вечный преподаватель я тут получаюсь. - Сочувствую вам. Матвей Семенович, скажите, а всё-таки как правильно: кушать живых или нет? - Пить иль не пить - вот в чем вопрос, - он почесал подбородок, - самый мой, философский. Я думаю так: пить, но в меру. Строго дозируя. Много размышлял об этом, на себе проверял свои измышления, какое-то время на грани помутнения балансировал, и пришел к выводу, что пока ты не готов принять истончение, как вознесение к божественному истоку - пей. Существуй здесь, думай, решай какие-то вопросы по мере сил и желания, пользуясь этой энергией. А в какой-то момент всем надоедает или приходит понимание, наконец, что надо идти дальше. И перестают бояться. Вот, к слову, возьмем Светлану. Ты с ней уже знакома. Боится девочка, а страх может толкнуть к помутнению. Сажу её на «диету» периодически. А там и другая крайность - эта её тяга к суициду, идущая из жизни ещё. Рвется истончиться и исчезнуть. - А может быть и впрямь стоит ей это сделать? Или тело не дает. - Мается она не из-за тела, там мало чего осталось. Утопленники быстрее разлагаются. Не прожила отмеренных здесь лет, вероятно, тем и держится. Не может уйти. Пробовала. Но как только до критического предела истончается, страшно мучиться начинает. Души боли не должны вроде ощущать, а она прямо криком кричит, будто рвут на части. И не возносится. Кеша пожалел её, опекает, держит на балансе. А ей так плохо от осознания, что он только ради неё ещё тут, что периодически изводит парня, снова и снова пытается истончиться вконец...Мы с ним тут пытаемся понять, что делать и как быть, но пока не разгадали эту загадку - как уходят самоубийцы. Раньше-то их хоронили за пределами кладбищ, пить других мертвых они не могли и это разумно - нечего другим душам мешать. Таким образом, быстро истощались и бродили повсюду, часто у места своей гибели, крича, воя от мук, пытаясь держаться живых и их энергии. А уж насколько живые могут защититься - это, наверное, вопрос религиозной или какой-то ещё веры. А Светочка тут с нами застряла. И не она одна. Впрочем, самоубийцам часто один путь - к мутным. От страданий своих начинают бесконтрольно пить, остановить-то некому. - Мне жаль Свету, - Алена загрустила, - разве она могла подумать, что будет после смерти? От хорошей жизни собой не кончают. - Может и так. Но разве у кого-то она есть - совсем уж хорошая жизнь? У каждого свои трудности. А Бог, как Анжелика говорит, не дает испытаний не по силам. Если дух слаб при жизни, после смерти сильнее не становится. Вот я и стараюсь понять, как можно помочь таким застрявшим бедолагам. Хотя, есть здесь и множество тех, кто до сих пор спит уже на костях, а возноситься не желает. Боятся, не верят или кто знает... - Может, привыкли просто? Здесь если вдуматься - не плохо, спокойно так, люди замечательные, - предположила Алена, - а там неизвестность. Вот и медлят. - Тоже так думаю. Взять ту же Агриппину Валерьевну, подругу Софочки. Ведь старше её вдвое, по меркам посмертным, а не торопится в иные сферы. При жизни была атеисткой, не верила, что существует ещё что-то, какой-то высший Разум, а после упокоения обрадовалась, что жизнь не кончается подобно щелчку выключателя: раз - и тебя больше нет, исчезаешь окончательно, перестаешь существовать в каком либо виде. - Ого! - Да! Кстати многие так думают, материально нацеленные люди. Что «один раз живем» и после смерти нет абсолютно ничего. И кто-то поражается потом, а кто-то, как Агриппина, радуется, что может и дальше существовать на этой бренной земле. А Бог? Где он? Как не верили, так и не спешат уверовать, такой вот загробный атеизм. Не буду оспаривать их позицию, впрочем, каждый имеет право думать так, как хочет. Мы-то действительно застреваем здесь, как в какой-то прослойке. Может Бог выше, дальше и есть, но атеисты боятся проверять. Если нет - исчезнешь без следа, истончившись. А вдруг Он есть? Встретиться «лицом к лицу» с тем, в кого не верил и всячески отвергал... страшно, наверное. Ещё страшнее, чем окончательно кануть в небытие. - А вы сам-то верите? - Ну, можно сказать, что да. - На всякий случай? - поддела Алена. - И тут соглашусь, пожалуй, - хихикнул профессор, - с непознанным лучше дружить. Да и надежда теплится у меня какая-никакая, что однажды тот, кого считает всемогущим такое количество живых, отрежет меня таки от мумии и заберет отсюда. При жизни особо молитвами не интересовался, а сейчас и начинать уже поздно. Но если Бог есть, то он видит нас насквозь. А я человек вроде неплохой, никогда зла никому не делал, авось смилостивится. - Что-