о их нет. Алена удивлялась, что ноги не касаются земли, непривычно, но гораздо приятнее так передвигаться и вообще легкость необычайная. - А почему одни могилы как будто теплые, некоторые даже светятся, а от других какая-то пустота ощущается, словно и нет их? - спросила девушка. - Ну, сначала, милая, запомни, мы не говорим «могилы», мы называем наши пристанища домами. И те, что теплые - обитаемы, у них есть жилец. Светящиеся - хозяин дома, можно в гости заглянуть или на прогулку позвать. А пустые - и есть пустые. Покинутые. - Софья Прокофьевна, а куда уходят те, кто покидают свои моги...дома? - О, детка, сие нам неизвестно. Тут уж, как и при жизни, кто во что верит. Одни считают, что после последнего исчезновения нет ничего, будто свет выключили. Другие - что мы к Богу отправляемся, на небо. Ты же помнишь яркий свет? - Помню, - закивала Алена, - я летела к нему, а потом... вернулась. И оказалась в своем гробу. Почему так? - Кто знает... на самом деле мы, ушедшие, со временем многое можем понять, узнать и прочесть, но лишь что касается живых, я тебя научу. А вот своя судьба нам невдомек. И возвращаемся не на землю, а к телу. Сдается мне, что привязаны к нему остаемся по какой-то причине. Матвей Семенович тебе по этому поводу свою гипотезу выскажет лучше, чем я... А пока что слушай и запоминай. Всё это место, внутри границ кладбищенских - наш дом надолго теперь, мы все тут соседи: добрые и не очень, но вместе и дружить приходится волей неволей. Ты, Аленушка, не бойся, если кто-то испугать тебя захочет - ничего сделать друг другу ушедшие в мир иной уже не могут. Так только, по старой привычке кое кто командовать пытается... А так мы все тут теплые друзья, каждый со своим прошлым и настоящим. Алена шла, уцепившись за старушку и вертела головой. Кладбище сияло, переливалось огнями могил, совсем редко попадались бесхозные, а большинство обитателей были сейчас «дома». - Да, - кивнула Софья Прокофевна, заметив удивление, - мы сутки на день и ночь не делим, гуляем, когда захочется. Во сне нет потребности, но иногда ложимся обратно, чтобы побыть наедине с собой, обдумать события дня или повспоминать: одно из сладостных развлечений. Телесные перины - наши убежища, ты поймешь... Днем-то здесь живых больше ходит и наших тоже - не протолкнуться, очень оживленно всё. Тебя вот вчера аккурат после обеда закопали, мы с Матвеем полюбопытствовали издалека, а поднялась ты только сейчас, видно сильно страдала, бедняжечка, перед смертью-то, и отдыхала в избавлении. Даже поминки свои пропустила. А ночью здесь относительное затишье, только мутные бродят, у них свой рацион. И своя территория. Редко кто нарушает. Был такой, Митяй, Дмитрий Игоревич, к ним переметнулся...да дела старые уже... Она с какой-то живой тоской вздохнула. - Кто это? - Потом познакомишься, - махнула рукой бабулька, - не такие важные персоны, чтоб прежде всех о них рассказывать! А так - мы кушаем днем, они - ночью, вот и все дела. - И что мы кушаем? - оторопела слегка Аленка, она-то думала, что нет тела - нет и голода. - Ещё какой голод... - старушка словно мысли прочла, - ты просто пока не успела его ощутить. В этом мире мы наполовину привязаны к миру старому, людскому. И тепло человеческое нам необходимо, чтоб тут жить и выживать. Энергия, как Петрович говорит, а он бывший электрик, ему можно верить. Люди приходят сюда, кормят нас, не дают кануть в забвение. Приносят поминальную пищу. Конечно, съесть её не в наших силах, но ведь и в продуктах много этого самого тепла. Особенно когда кто-то другой кушает - мы тоже питаемся. Но самое приятное - запомни - птичье тепло! Раньше, давным-давно такой обычай существовал, подкармливать птиц на кладбищах - дескать, когда они зерно клюют, мертвым радость и благословение. И это правда. Особенно, если это зерно не по земле, а во что-то насыпано. Мало кто сейчас помнит и знает, иначе бы вместо цветов и венков над последним пристанищем любимых усопших вешали бы кормушки. Редко, но бывает, бросают крошки и радость тем из наших, у чьего дома они или кто поблизости очутился - пир невиданный! Здесь ведь мало у кого родственники остались, что исправно посещают и поминают, всё больше случайные люди проходят. Все мимо. А для заброшенных нас тоже существовал обычай ранее - рассыпать зерно для птиц в воротах кладбища, мы, забытые-покинутые туда приходим, стоим, ждем порой, кто подарит чужим покойникам свою милость. Один такой подарок - многого стоит, и для души живого полезно, он вроде как благо делает. - Птицы, значит, что-то вроде ангелов для вас... для нас? - тряхнула головой Алена. - Что-то вроде, - подтвердила Софья Прокофьевна, - ты научишься с ними общаться и понимать их, даже дружить. Я тебя с Серафимом познакомлю, это ворон мой. - Ничего себе... - О, смотри туда! - старушка подобралась вся, глаза заблестели радостью, - а вот и живой!