— Они и согласились на премию?
— Переглянулись, молчат. Потом сели обедать, меня угостили жареной олениной… У костра старшой говорит: “А зачем нам тебя двести километров переть с собой? Мы и без хлопотни получим за тебя законную премию”. Я помертвел, чую — полная хана! Уже не раз бывало — вохра или вольняшки догоняют беглого, убивают, чтобы не возиться с ним в дороге, отрезают палец и предъявляют в зоне: мол, застрелили при попытке к бегству, проверяйте линии. И если линии на пальце сходятся с личной карточкой беглого — норма. Им и благодарность, и премия, а тот догнивает, где убит, либо растаскивают на куски зверьё и птицы.
— Как же ты выкрутился из такой сложной ситуации?
— Пришлось крепенько пошуровать в мозгах… Говорю старшому: “Правильно раскинули — кончать меня проще, да вам невыгодно. Вот вы — из последней силы прёте поклажу. А вы впрягите меня в санки, навалите на меня свои сидора. Я вместо вас тащу, вы налегке с ружьями. Куда я денусь — шаг в сторонку, вы мне пулю в спину!” Старшой посмотрел на второго: “Соображает бегляк! Используем, что ли?” И нагрузили меня так, что еле переставляю копыта. Но шёл, смертушка моя вела меня за руки. Неделю так топали по тундре и лескам. Зато кормили охотники от пуза — пока сам не отвалюсь. Даже сдружились в дороге. Старшой пригласил в гости, когда освобожусь, адресок дал, он и сейчас у меня в заначке. А в милицию сдал честно, премии не захотел упускать. Меня в поселке сразу в карцер… Я старшому, между прочим, письмишко наворотил уже из зоны, не знаю, ответит ли, пока молчит. Думаю, ответит, очень душевный был человек».
Однако следует заметить, что ловцы заключённых не случайно предпочитали предъявлять «головки», а не живых людей. Далеко не все относились к «охотникам» так, как Трофим. Если доставишь беглеца живым, существует возможность встречи с ним на воле — пусть теоретическая, маловероятная, но существует. И блатарь может отплатить своему обидчику.
Впрочем, это касалось не только воли. Случалось, что сами «охотники за головами» в результате каких-то жизненных коллизий тоже попадали в лагеря. Их там старались использовать в самоохране или на бесконвойном передвижении, но в случае разоблачения прошлых «подвигов» судьба таких лагерников была печальна. По словам Анатолия Жигулина: «Один такой охотник по иронии судьбы попал в лагерь, на рудник имени Белова. И здесь его опознал пойманный им Андрей Бехтерин, бежавший за два года до этого из СВИТЛа. После суда (58–14 — саботаж) Андрей получил 25 лет вместо своей десятки и попал уже не в СВИТЛ, а в Берлаг. Андрей жестоко отомстил ему. Летом 1953 года этот бывший охотник бесконвойный взрывник Петька, по кличке Петька-стукач, был “технически уработан”».
Вот и оставляй после этого беглеца в живых… Надёжнее отсечь башку.
Правда, и это часто не помогало. Аборигенам нередко приходилось расплачиваться за «головки» очень жестоко. Вадим Туманов вспоминает: «Наказывая кого-то за подлость, воры изобретательны на отмщение и не знают жалости. В колымских лесах кочующие по тайге аборигены иногда ловили беглых лагерников, отрубали им руки, приносили начальству райцентра, получая за это порох и дробь. Вор Лёха Карел бежал, прихватив с собою аммонит, и взорвал целый посёлок оленеводов. Лёху поймали, дали 25 лет (расстрелов тогда не было), но с тех пор уцелевшие в районе аборигены стали избегать беглых лагерников».
Если говорить о воркутинских и печорских лагерях, картина здесь была примерно же такая. Например, во время массового вооружённого побега из Обского лагеря от восставших отделилась группа заключённых, каждый из которых был осуждён за измену Родине на 25 лет. Около 20 человек из них через трое суток вышли в расположение оленеводческого колхоза — три ненецких чума. В чумах проживало 42 человека (7 мужчин, 15 женщин и 20 детей, начиная с 5-месячного возраста). Все жильцы чумов, включая младенцев, были зарублены топорами и застрелены из винтовок.
Жестокий век, жестокие сердца.
Мы бежали с тобою, прихвативши «корову»…
В предыдущей главе мы упомянули рассказ Сергея Снегова «Побег с коровой». Эту разновидность побега нам нельзя обойти молчанием. Правда, в песне «По тундре» никакая «корова» не упоминается. Но раз речь идёт о бегстве из северных лагерей, из зоны Заполярья, когда побегушникам часто приходилось пересекать огромные пространства тундры и тайги, находиться в пути не одну неделю, даже не один месяц, — без рассказа о «корове» обойтись никак невозможно.