После войны Павлу Батюте удавалось некоторое время скрываться под вымышленным именем вместе с женой и сыном. Однако в 1947 году его жена Мария была застрелена в Южной Осетии, и следователям удалось докопаться до прошлого мнимого «Станислава Синюржи». Но уже вступил в действие запрет на смертную казнь, и Батюта получил 25 лет лагерей.
В 1948 году он совершает первый неудачный побег — и остаётся в живых. Тогда украинский палач в сентябре следующего года повторяет попытку — в составе группы из лаготделения № 11 прииска «Днепровский». Все участники формально были «политиками»: измена Родине, подготовка теракта, контрреволюционная деятельность… Но на самом деле все они оказались отъявленными уголовниками. Вот как описывает дальнейшие события в очерке «Наречённый Берлаг» Александр Козлов:
«Совершили дерзкий побег украинцы В. Н. Батюта и Д. К. Ермак, казахи Т. Еркибаев и Д. Ташканбаев, венгр Л. Балог… Их поведение и действия во время побега явно не похожи на поведение “политических”. По сути своей, они носили уголовный, бандитский характер… “Побег преступников, — говорилось в специальном донесении, — совершён при следующих обстоятельствах. Заключённые, совершившие вооруженный групповой побег, работали на производстве в составе бригады, состоящей из 27 человек, и находились под охраной двух конвоиров — бойцов конвойных войск, вооружённых автоматами. В момент перерыва, когда заключённые сидели у костра, к костру подошли оба конвоира и сели покурить. В это время несколько заключённых внезапно набросились на конвоиров, нанеся одному из них тяжелое ранение, и отобрали у него автомат. Затем таким же путем обезоружили и второго конвоира, нанеся ему незначительное повреждение. Забрав два автомата, 70 штук к ним патронов, два головных убора, принадлежащих солдатам, преступники скрылись в тайге. Остальные заключённые в количестве 21 человека остались на месте работы”.
На розыск и задержание беглецов направили более десяти оперативных групп из 86-й дивизии конвойных войск с розыскными собаками. К ним одновременно были привлечены работники других служб, способных оказать содействие в ликвидации группового побега, который растянулся не на один месяц. Сбежавшие слабо ориентировались в окружающей местности… но, уже выйдя с “Днепровского” на берег реки Хеты и наткнувшись там на небольшое жилье, они запаслись продуктами, затем подождали хозяев — двух рыбаков, связали их и допросили. После того как те рассказали о близлежащем складе оленеводов и согласились туда подвести, беглецы двинулись в путь. Ночью проводников у костра хладнокровно убили, раздели и забросали ветками. Эта первая кровь вроде бы ещё больше объединила “политических”, но спустя некоторое время у них начались разногласия на национальной почве.
Считая, что казахи замышляют что-то недоброе, Ракулов и Ермак их ликвидировали ещё до первого выпавшего снега, а трупы сожгли. После этого оставшиеся в живых вышли к одной из таёжных командировок, где захватили пять лошадей, палатку, одежду и медикаменты. С этим добром они спустились по реке Армань, облюбовали наиболее неприметную сопку, где провели в палатке 2,5 месяца, питаясь вареной кониной. В начале 1950 года после ограбления ещё одной командировки к беглецам присоединилась заключённая В. В. Бочкарёва, осуждённая на пять лет лагерей. Это привело к возникновению новых разногласий, кончившихся тем, что Ракулов неожиданно застрелил из автомата ничего не подозревавших Батюту и Ермака. В данное время беглецы жили в вырытой ими землянке недалеко от замёрзшей речки. В начале июня 1950 года они, сделав плот, поплыли на нём по этой же речке.
…Плот ударился об остров и развалился. Оставив Бочкарёву ждать их возвращения, Ракулов и Балог добрались до берега, где наткнулись на вооружённых охотников. Балог открыл стрельбу. В ходе перестрелки Ракулов был смертельно ранен. Бросив его, истекающего кровью, Балог забрал два автомата и вскоре сдался в поселке Хасын, недалеко от которого и происходили эти последние события. С 18 сентября 1949 года до его сдачи 21 июня 1950 года прошло 9 месяцев и 3 дня».
Подобная омерзительная история о шестерых озверевших ублюдках, перестрелявших друг друга, никак не вписывается в картину «героических подвигов» отважного офицера царской армии и «кавалера Рыцарского креста», который противостоял «кровавой гэбне», лихо партизаня в колымской тайге. Но ничего не поделаешь: между сказкой и реальностью порою существует глубокая пропасть…
«Мы добрались с тобою до норвежской границы…»
Итак, в результате исследования гулаговских вооружённых побегов и восстаний можно сделать вывод о том, что, по большому счёту, из лагерей после 1947 года стремились вырваться все — и блатные, и «политики» (прежде всего «вояки»), и «бытовики». В этом стремлении их уравнивали огромные сроки наказания, которое становилось фактически чуть ли не пожизненным. Кроме того, состав «политиков» стал совершенно разнородным, и, говоря об осуждённых по пресловутой 58-й статье, мы объединяем вместе как идейных коммунистов, репрессированных за несогласие со сталинской политикой или вообще по клеветническим наветам, так и бывших фронтовиков, а также настоящих бандитов, уголовников, карателей и фашистских прихвостней… Даже в особлагах, предназначенных исключительно для «контриков», было немало блатных, которые провинились перед своим «братством», были приговорены соратниками к смерти и демонстративно «косили под политиков», набивая на лбу наколки типа «Смерть Сталина спасёт Россию» или выкрикивая антисоветские лозунги, чтобы скрыться от расправы в спецлагерях (см., например, воспоминания узника особлага Целинского и др.).