Выбрать главу

Мы уже подчёркивали, что, в отличие от профессиональных уголовников, «политическим» бежать было некуда, у них не было опыта жизни в подполье, на нелегальном положении, не существовало у них многочисленных «малин» и «хаз», не знали они умелых изготовителей фальшивых «ксив», да и в принципе такая жизнь была для них непривычной, чуждой. Однако же и среди таких людей находились те, кто пытался совершить побег. Мы говорим о людях, которые не пытались вернуться в советскую действительность, а стремились любыми способами уйти за границу, бежать на «загнивающий Запад». Любопытно, что в некоторых вариантах песни «По тундре» прямо говорится именно об этом. Так, на сайте «В нашу гавань заходили корабли» читаем:

Это было весною, зеленеющим маем, Когда тундра надела свой зеленый наряд, Мы с тобой оторвались прямо к финской границе, Нас теперь не догонит пистолета заряд.

И это — не единственная версия. Так, филолог Юрий Новиков, будучи студентом филологического факультета МГУ в 1955–1960 гг., собирал песни из репертуара туристов-любителей. В числе прочего в этот набор входили и известные блатные произведения. Позднее Новиков свел их в подборку «Песни ГУЛАГа из репертуара студентов МГУ». И здесь мы тоже встречаем упоминание зэков — нарушителей границы:

Стерегли нас с тобою все зловещие птицы, Нас опасность и смерть поджидали в пути; Мы добрались с тобою до норвежской границы, Нам осталось последний рубеж перейти!

О побегах через норвежскую границу нам ничего неизвестно. Да и тащиться из «воркутского рая» к этому малюсенькому отрезку пограничной зоны на северо-запад, через Кандалакшу и Мончегорск — затея нелепая, когда проще пересечь финскую границу, которая гостеприимно растянулась на сотни километров. Она-то манила «политических», пожалуй, с самого создания ГУЛАГа ОГПУ — 1 октября 1930 года. Тем более что граница в то время была не столько на замке, сколько на щеколде, которыми закрываются деревянные сортиры на садовых участках. Однако широкую известность получили два «знаковых», удачных побега из ГУЛАГа 1930-х годов. Мы бы отнесли их к разряду «семейных», поскольку беглецы уходили в чужие земли по принципу «Папа, мама, я — дружная семья».

Первое предприятие такого рода совершили супруги Чернавины. Владимир Вячеславович был известным учёным-ихтиологом, Татьяна Васильевна — старшим научным сотрудником в Эрмитаже. Отец семейства работал в мурманском Севгосрыбтресте. С 1924 по 1929 год он и его коллеги сумели благодаря новым технологиям увеличить улов рыбы с 9 тысяч тонн в год до 40 тысяч. Но «архитекторы» первой пятилетки потребовали довести показатели до… полутора миллионов тонн! Ихтиолог машинально покрутил пальцем у виска — и за саботаж великих планов в 1930 году получил 5 лет Соловков. Направили его в рыбопромышленное отделение лагеря. Чернавин зарекомендовал себя ценным специалистом, и в 1932 году к нему в Кемь приезжает Татьяна с 13-летним сыном Андреем. Тогда они и решили дружно «дёрнуть в загранку».

Побег готовили полгода — ждали лета. Ихтиолог добился от гэпэушников письменного разрешения на служебные командировки без конвоя для организации новых рыбных промыслов. К приезду жены он также получил право на десятидневное свидание. Но с самого начала беглецов преследовали несчастья. За несколько дней до побега глава семейства надорвал спину, поднимая тяжёлую сеть. Татьяна случайно утопила в реке компас вместе с картой. Однако Владимир решил не отступать: будет солнце — сориентируемся по часам. Только прочь из проклятой страны!