В низине широко раскинули свои кроны с перистыми листьями финиковые пальмы. Тут же вечнозеленые оливы, гранаты, цитрусовые. На склонах пощипывает траву ослик. Меж пальм в зеленом раздолье резвятся босоногие ребятишки…
А по другую сторону холма, до самого горизонта — песчаный простор и ничего живого. Там раскаленный песок — здесь буйный растительный мир. Там — смерть, здесь — жизнь…
Габес не похож на те тунисские города, с которыми мы познакомились до него. По-провинциальному скромный, рабочий городок. В предвечерние часы его окраины многолюдны. Возвращаются домой после трудового дня портовики, железнодорожники, виноделы. Стайками в выцветших синих халатах с большими портфелями шагают из школы ребятишки. Самые маленькие, увидев нашу кавалькаду, бегут вприпрыжку рядом с пролетками, выкрикивая: «Турист! Турист! Бонжур!..», и строят нам рожицы. Школьники постарше, хотя и косят глаза в сторону экипажей, но идут с подчеркнутым равнодушием.
И снова захотелось сравнить «век нынешний и век минувший». Что писал о Габесе путешественник, отрывок из путевых заметок которого мы привели выше? Какими он увидел вот эти, возникшие перед нашим взором места в конце прошлого века?
«Оазис Габес, — читаем на пожелтевших страницах, — может считаться образчиком оазисов великой пустыни, расстилающейся недалеко от ворот Габеса. Среди огромного леса финиковых пальм, на пространстве всего оазиса рассеяны многочисленные виноградники, сады, огороды, поля и целые рощи смоковниц и других цветущих плодовых деревьев. Огромные кактусы тянутся изгородями, огораживая желтеющие поля и покрытые плодами плантации миндальных и померанцевых деревьев; вьющиеся растения местами обвивают не только ограды, но и самые жилища туземцев; лозы винограда вьются по стволам пальм, образуя вместе с другими растениями целые заросли, в которых щебечет и носится бесчисленная, пестрая птичья рать.
…Часами мы любовались жизнью, кипящей в густых зеленых зарослях Габесского оазиса. В них можно всегда натолкнуться на ядовитых змей, а под сухими чешуйками стволов финиковой пальмы, так же как в глиняных стенах мазанок, гнездятся опасные скорпионы и ядовитые науки.
Но как ни прекрасен оазис Габеса, но и его, подобно всем другим оазисам великой пустыни, мало-помалу засыпают пески…».
В этом описании почти все совпадает с тем, что увидели и мы. А что не совпадает? Чем отличается настоящее от прошлого? Читаем дальше:
«Белый лес пальм, среди которого разбросаны группы белых домиков, окруженных фруктовыми садами и невысокими стенами, высится среди желтоватой пустыни, через которую пробивается неширокая струя Уэд-Габеса… На берегу нас встретили первые французские солдаты, и вид этих красных шаровар и синих мундиров, резко выделявшихся на желтоватом фоне песчаного побережья, подействовал на нас особенно хорошо; мы чувствовали, что, вступая теперь на почву Туниса, уже находимся под охраной могущественной Франции, а не бессильных представителей «тени Аллаха на земле…».
Так вот на чем держалось французское владычество в Тунисе, вот как смотрели европейцы на тех, кому по праву должна была принадлежать эта земля. Далее путешественник сообщает:
«…Не мудрено, что с пришествием французов в Тунис около Габеса начал нарождаться новый промысел добывания пестро окрашенных птиц, шкурки которых уже начали вывозиться в Европу…».
Цели, которые преследовала «могущественная Франция», беря на себя «охрану» Туниса, выражена в этом скромном признании довольно ясно. Пестрые птички — и те пошли в дело, и этой статьей дохода, как видно, не пренебрегли прежние хозяева страны, считавшие себя «благодетелями».
Вспоминая поездку в Уэд-Габес, отчетливо вижу и зеленые сады оазиса Шенини, и желтоватый фон песчаного простора. Хорошо, что на этом фоне уже давным-давно не выделяются «красные шаровары и синие мундиры» французских солдат. Лишний раз убедиться в этом большое удовольствие.
НА ОСТРОВЕ ЛОТОФАГОВ
Так назвал Гомер в своих «Странствованиях Одиссея» Джербу — небольшой остров в Средиземном море. Слово «лотофаг» связано с названием прекрасного цветка: лотос. Отведав эти цветы, спутники Одиссея, как свидетельствовал Гомер, погрузились в безмятежное сладостное забвение.
Лотосы и по сей день растут в прибрежных лагунах Джербы. Их нежной красотой любуются путешественники из разных стран. Подобно гомеровским героям, они тоже испытывают удивительное состояние. Им кажется, что они очутились в каком-то волшебном царстве покоя и блаженства. И дело тут, конечно, не в одних лотосах, а во всей окружающей природе, необычайно чистом целительном воздухе, неторопливом, размеренном ритме жизни.
В том, что Джерба — один из самых привлекательных и живописных уголков Туниса, сходятся все без исключения путешественники. Такое редкое единодушие объяснить нетрудно. Джерба «завораживает» европейцев своим покоем, какой-то безмятежной тишиной.
Хотя пляж «земли лотоса» действительно превосходен, мы предпочитали спешно переодеваться, перезаряжать фото- и кинокамеры и занимать свои привычные места в автобусе. Каждый день нас ждали небольшие путешествия по острову. Небольшие потому, что площадь Джербы всего 500 с лишним квадратных километров — 25 километров от одного берега до другого. Здесь нет ни причалов, ни подъемных кранов, ни пакгаузов, не слышно гудков теплоходов и дизель-электроходов: у побережья сушатся рыбацкие сети, иногда слышатся тихие всплески весел, шелестят камыши…
Славятся на Джербе своим искусством гончары. Особенно знаменит великолепный мастер Бен Гуль. Редкие туристы и путешественники не заглядывают в его мастерскую в местечке Геллала.
Маленький одноэтажный домик. Вдоль деревянных побеленных известью стен — образцы изделий из обыкновенной глины.
Сначала даже не верится, что она обыкновенная.
Может быть, мастерам с Джербы известен какой-то особый секрет ее приготовления, ее удивительной пластичности и вязкости?
Бен Гуль не слышит вопроса. Подпоясанный кожаным фартуком, он привычными ловкими движениями слегка нанимает на деревянную ножную педаль. Размеренно вертится каменный диск (чуть побольше, чем у кустаря-точильщика, только перевернут этот диск горизонтально).
Мягкие руки Бен Гуля пришлепывают к диску глиняный бесформенный комок. Кружится вокруг оси каменная круглая подставка-столик, вертится вместе с ней глиняная масса. Бережно придерживает гончар этот скользкий комок, чтобы он не сорвался, не соскочил с круга. Легкое прикосновение рук, почти неуловимые для глаза движения пальцев заставляют глиняный комок постепенно изменять свою форму, приобретать изящные тонкие линии.
Проходит несколько минут, и глиняная масса (можно отщипнуть кусочек и убедиться, что она ничем не отличается от самой обыкновенной глины) превращается в удивительно стройный узкогорлый кувшин с изящной ручкой…
Со стороны кажется, что все это делается очень просто, что для этого вовсе не требуется какого-то особого мастерства. Нажимай себе педаль, чтобы вертелся каменный диск, и придерживай то снизу, то сверху, то посередине этот бесформенный глиняный комок.
Но истинное мастерство как раз и отличает эта кажущаяся легкость и непринужденность.
Рассказывают, что один из западногерманских фабрикантов — владелец предприятий керамических изделий — пытался заманить Бен Гуля в ФРГ, пообещав ему высокий заработок и другие блага. Но тунисский гончар с острова Джерба наотрез отказался. Ему не захотелось расставаться с родиной, его не прельстили обещанные сотни или тысячи марок.
Побывали мы на Джербе и в гостях у старого смотрителя маяка, волею судьбы всю свою жизнь привязанного к морю.
В стороне от пляжа «Сиди Маре» с его разноцветными «грибками» и шезлонгами из цветного пластика, на пустынном берегу высится сложенная из белых кирпичей круглая башня. Слева от нее — небольшой одноэтажный каменный домик с крылечком, справа — склад-сарай.
На дворе перед маяком играют ребятишки (семья у смотрителя большая). Старшие сыновья, засучив рукава, копаются в моторе старенькой автомашины, из сарая доносится кудахтанье кур.