Проезжаем Хаммамет. Здесь порт, рыбные промыслы.
Шоссе долго бежит вдоль побережья. От моря веет прохладой. Недаром бывшие хозяева Туниса превратили этот уголок в «африканский рай», настроив на берегу роскошные виллы с цветниками, фонтанами, бассейнами. Дачи огорожены длинными побеленными заборами, коваными решетками. Принадлежат они Me тунисцам: здесь живут французы, американцы, англичане.
Затем шоссе постепенно уходит на юго-запад, в сторону от моря, в глубь страны. Растительности тут меньше, пейзаж однообразен: ровная, уходящая далеко к горизонту пустыня, выжженная солнцем. Десятки километров — ни одного селения. Только перед Кайруаном шоссе начинает постепенно оживляться. Автобус обгоняет торговцев, поторапливающих медлительных верблюдов. По обочинам — паломники, крестьяне, направляющиеся на кайруанский сук.
Считается, что семикратное паломничество в Кайруан заменяет правоверным один поход в Мекку. Аллах милостив. Он закрывает глаза на то, что путь при этом сокращается на сотни километров. Для грешников же — как-никак льгота!
Еще одна остановка. Амади приглашает нас осмотреть огромный каменный бассейн. Подробностей о его происхождении никто не знает. Почему оп построен здесь? Кто и когда его строил? С какой целью?
Предполагают, что бассейну более тысячи лет, что возвели его во времена господства династии Аглабидов. В проспектах и на туристских картах он так и называется: «Бассейн Аглабидов».
Представьте на ровной открытой местности, в стороне от селений два каменных круга. Диаметр большего — свыше ста метров, глубина — около пяти метров. По-видимому, бассейн использовали для сбора дождевой воды. По боковым трубопроводам она вытекала в отстойники. Отсюда ее можно было черпать, приподняв крышку, защищающую колодец от песка и пыли.
И вот мы в Кайруане. В городе более восьмидесяти мечетей, но рассказ следует начинать, конечно, с той, что носит имя Окбы ибн Нафи. Она величественна, монументальна. Именно к ней устремляются те паломники-мусульмане, которым не удается добраться до Мекки.
С именем Окбы арабские историки связывают период решительного вторжения арабов на территорию нынешнего Туниса. Полководец Окба, трижды возглавлявший походы против берберских племен, достиг наибольшего успеха. Его третья экспедиция, как свидетельствуют летописцы, привела к окончательной победе: полновластными хозяевами этой части Магриба стали арабы.
Многие женщины Туниса уже
не скрывают своего лица под чадрой.
В 670 году на обширной полупустынной равнине, очистив местность от диких зверей и пресмыкающихся, Окба ибн Нафи основал город Кайруан.
Историк ан-Нувейри в своих трудах цитирует изречение Окбы, которое приводится почти во всех описаниях того древнего тунисского поселения: «Я построю город, который будет служить оплотом ислама до скончания веков».
«Оплот» по-арабски — кайруан.
Внутреннее прямоугольное помещение мечети Сиди-Окбы весьма обширно. На каменном полу, устланном соломенными циновками (молящиеся оставляют обувь перед входом, а от каменных плит веет холодом), в дни мусульманских праздников могут одновременно преклонить колена около семи тысяч верующих. Своды поддерживают сто восемьдесят колонн из оникса, порфира, мрамора. В глубине михраб — ниша из резного мрамора.
Под сводами полутьма — свет в мечеть проникает через семнадцать двустворчатых дверей, а для нас открыли лишь одну.
Трудно смотреть через эти врата-двери во внутренний просторный двор, вымощенный стершимися плитами, окруженный двойной галереей, которую поддерживают два ряда колонн: все вокруг бело, солнце слепит глаза.
Если выйти из центральных дверей и пересечь двор, упрешься в стройный и высокий минарет. Узкая винтовая лесенка (сто двадцать девять ступеней!) ведет на верхнюю площадку. Минарет господствует над городом и окружающей его безбрежной пустыней.
С площадки виден весь Кайруан. Внизу — плоские крыши, белые квадраты двориков. От всего — от белых стен, белых домов, белых крыш — исходит какое-то сияние.
Кайруан — один из арабских городов, в котором нет европейской части. Здесь медина — весь город, пустынный и безлюдный в этот час: зной загнал все живое в тень, под белокаменные крыши. Вокруг ни души, только в одном из двориков затеяли перебранку женщины. Крики долетают до самой макушки минарета, но женщин не видно: так уж хитро устроены эти дворики, что даже сверху ничего не разглядишь…
Вторая мечеть, куда нас ведет Амади, значительно меньше. Но у нее своя история, свои особенности. Именуют эту мечеть «Сиди-Сахаб», по-русски — «мечеть брадобрея пророка». Ее считают образцом декоративного арабского искусства. Славится она изяществом отделки, своими красками. Лестница из старинных фаянсовых изразцов ведет в длинный узкий дворик, окруженный галереей. На римские колонны опираются арки. Стены мечети украшены керамическими и эмалевыми мозаиками.
Выглядит она более «обжитой»: то в одном уголке, то к другом — молящиеся. Может быть, это потому, что и пен просто уютнее, чем в огромной мечети Сиди-Окба.
Через дворик проходим к святилищу. В тесной комнатке, увешанной малиновыми коврами и знаменами, покоится, как говорят, гробница самого брадобрея.
Досадно, что подлинное арабское искусство соседствует здесь с дешевой мишурой позолоченных решеток, маленьких электрических лампочек — синих, красных, желтых. Но на верующих, преклоняющих колена и низко склоняющих голову перед гробницей, и лампочки эти действуют. Ведь такой иллюминации, таких красок ни в одном доме не увидишь. Даже в самом богатом.
Кайруан славится не только мечетями. Он знаменит своими коврами. Равных им по расцветке, рисункам, тщательности выработки найти трудно. Не случайно они пользуются на мировом рынке столь большим спросом.
Более двух тысяч прядильщиц и трех тысяч ткачих шиты в Кайруане ковровым производством. За год их умелые руки сплетают около 40 тысяч квадратных метров. Тонкости и секреты выделки ковров передаются из поколения в поколение. Девочки, едва научившись ходить, уже начинают помогать старшим, а подрастая, сами садятся за станки.
Есть в Кайруане специальная школа ковровщиц. В тесноватом темном помещении (оно мало чем отличается от сарая) установлены в ряд деревянные рамы. На них натянуты шерстяные разноцветные нити — основа. Через эту нитяную решетку, не прерывая работы, на нас поглядывают черноглазые девушки в платочках. Они сидят на низеньких скамейках плечом к плечу. Их ловкие пальцы выбирают из мотка нитку нужного цвета и почти мгновенно узелком закрепляют ее на основе. Потом другую, третью… Переплетаясь, нити постепенно образуют заданный рисунок.
Ковровщицам лет по четырнадцать-шестнадцать. Только в первые минуты они смотрят на нас недоверчиво, потом осваиваются, о чем-то переговариваются, пряча улыбки.
Одеты юные работницы бедно — на них скромные кофточки, пестрые юбки. А глаза сверкают, работа в ловких руках спорится…
— Хорошими мастерицами станут, — замечает сопровождающий нас старичок-сторож. — Стараются…
Старание девушек можно легко объяснить. Они довольны, что осваивают такую почитаемую в Тунисе профессию. Да и повезло им: желающих попасть в школу ковроткачества много. Поэтому не беда, что тесновато и мало света. Зато они приобретут специальность.
Правительство республики придает серьезное значение развитию коврового производства. Ведь это одна из статей экспорта Туниса, а каждая сотня динаров, заработанная на мировом рынке, дорога для государства.
Сук кайруанский несомненно отличается от столичного. В столице он более «цивилизованный». А здесь и товары погрубее, и покупатели менее придирчивы. Корзины, пеньковые веревки, глиняные макитры. Бойкую торговлю керосином ведет сморщенный старичок в феске. Двух баранов, привязанных за рога обрывком веревки, ведет босой крестьянин. Над прилавком с разрезанными на ломти дынями и арбузами роятся жирные мухи…