— Все ясно?.. Вопросов нет?..
— Все ясно, товарищ батальонный комиссар!
— Значит, договорились, что, если обнаружат и будет нужда, наши артиллеристы поддержат. Я еще раз звонил им. Заверили, что не подведут...
— Есть... Дадим, как условились, две красные...
— Так до встречи...
Василий Степанович и Морозов крепко обнялись. Потом батальонный комиссар подошел к строю разведчиков, [83] а Саша стал прощаться с нами — командирами групп, пришедших проводить боевых друзей. Высокий, статный, с густой копной темных волос, сержант так обнимал каждого своими ручищами, что ребра похрустывали. Чувствовалось, что спортом он занимался не зря.
— Вот чертушка... Поберег бы силу для гитлеровцев...
— Ничего, мичман. И для них хватит...
...В двадцать один час «морской охотник» номер 66 отошел от пирса и, оставляя за кормой широкий пенный след, взял курс на Керчь.
В ту ночь мне что-то не спалось. Провалявшись часа два, я вышел на улицу. На завалинке дома, занятого под казарму личного состава, поблескивал яркий уголек горящей папиросы. Кто-то тоже коротал ночь на улице.
— Ты что это полуночничаешь, словно сыч? — встретил меня хрипловатый басок батальонного комиссара Коптелова, когда я подошел поближе. — Садись, если других дел нет. Посидим вместе. Хотел было заснуть, да духота — сладу нет...
Но я достаточно хорошо знал нашего командира, чтобы поверить в это. Беспокоясь за судьбу ушедших в операцию подчиненных, Василий Степанович наверняка и не подходил сегодня к постели.
— Благодать-то какая вокруг... Тишина, словно бы на земле и нет никакой войны, — снова заговорил Василий Степанович, угостив меня папиросой. — В такую ночь не фрицев выслеживать, а сидеть бы где-нибудь, спрятавшись от луны под деревом, с любимой. Эх!.. Где они сейчас, наши любимые?..
Коптелов поинтересовался, что писала мне жена в последнем письме о себе, о сыне и дочерях. Вспомнил он и о своей семье, с улыбкой рассказывая о различных проделках сына.
— Ну, хватит. Что-то мы с тобой расчувствовались, Федор, — вдруг переменив тон, закончил Василий Степанович. — Чтобы наши сыновья и дочери были счастливыми, так нам с тобой, как и каждому сейчас, больше о войне думать нужно. Вот расколошматим фашистов так, чтобы и духом их на нашей земле не пахло, тогда уже, если нас, как сегодня, бессонница одолевать станет, будем сидеть на завалинке да вспоминать о приятном. [84]
Вдали послышался глухой гул залпов тяжелой артиллерии. Минуту-другую мы сидели, прислушиваясь. Да, стреляли наши орудия... Неужели группа Морозова обнаружена и запросила помощи?.. Батальонный комиссар заспешил к дежурному радисту. Я пошел за ним. Действительно, наблюдательный пункт с косы Тузла передал, что в районе Керченского порта были замечены две красные ракеты. Как было условлено, наша тяжелая артиллерия с таманского берега открыла огонь по порту, чтобы отвлечь внимание противника от обнаруженных разведчиков.
Стрельба продолжалась довольно долго. Но помогло или не помогло это Морозову и его боевым товарищам, сказать было трудно.
Уже совсем рассвело, а в отряде еще не было никаких сведений о судьбе группы. И только около полудня с наблюдательного поста на косе сообщили, что туда еле живой добрался сержант Морозов.
— Он рассказывает, — передавали наблюдатели, — что на подходе к берегу шлюпка была обнаружена и обстреляна минно-артиллерийским огнем. Есть убитые и раненые. Группа укрылась на «Черноморце». Сам Морозов дважды ранен. Просит как можно скорее послать катер к транспорту. Но, — предупредили наблюдатели, — в проливе сейчас вражеские корабли. Барражируют гитлеровские истребители. Без боя до них не доберешься...
Да, пока светло, нечего и думать о том, чтобы подойти к «Черноморцу», хотя там и ждали нашей помощи. Оставалось только не терять надежду, что гитлеровцы не догадаются заглянуть на полузатопленный транспорт и укрывшиеся там разведчики переждут до наступления темноты.
Спустя еще некоторое время с Тузлы сообщили, что туда приплыл старшина 2-й статьи Нестеренко. В момент, когда шлюпка стала тонуть, он пытался оказать помощь тяжело раненному старшине 1-й статьи Николаеву. К рассвету старшина умер. Отстав от всей группы и не зная, что она укрылась на «Черноморце», Нестеренко поплыл в сторону косы. Благодаря спасательному жилету он благополучно добрался до Тузлы и оказался на наблюдательном пункте.
Судьба троих разведчиков была теперь известна. А что с остальными?.. Никогда, пожалуй, у нас в отряде [85] не ждали с таким нетерпением наступления вечера, как на этот раз.
Едва только стало смеркаться, катер с несколькими разведчиками и врачом отряда вышел из Тамани к косе. Ожидая его возвращения, батальонный комиссар Коптелов начал формировать группу, которая этой ночью во что бы то ни стало должна была добраться до «Черноморца» и снять оттуда наших товарищей. Каждый из нас хотел попасть в эту группу, но Коптелов назначил всего троих во главе с матросом Клижовым. Группа должна была быть небольшой, чтобы, воспользовавшись маленькой шлюпкой, тузиком, выполнить поставленную перед ней задачу, не привлекая внимания настороженного противника.
Через час-полтора катер с Морозовым и Нестеренко подошел к пристани в Тамани. Сержант с забинтованной грудью и рукой, бледный, осунувшийся, не смог даже приподняться на носилках.
— Лежи, лежи, Сашок, — заботливо сказал Василий Степанович, встретив носилки у трапа катера. — Если можешь, расскажи коротко, что там случилось...
Часто умолкая, чтобы собраться с силами, Морозов сообщил, что, когда они подходили к месту высадки, на берегу, неподалеку от бочарного завода, вспыхнул прожектор. Прежде его там не было. И нужно же было так случиться, чтобы он сразу же осветил шлюпку. Противник начал обстрел. Снаряды и мины ложилась у самого борта. Разведчики зажгли и бросили за борт дымовую шашку. Но ветром сносило дым в сторону. Дали две красные ракеты. Наша артиллерия открыла огонь по порту, однако гитлеровцы все же продолжали обстреливать шлюпку. Вскоре были убиты старшина 2-й статьи Пушкарев и сержант Лысенко. Тяжело ранило старшину 1-й статьи Николаева, сержанта Зыкова, матросов Дженчулашвили и Несмиянова. Шлюпка стала тонуть. Надев спасательные пояса, разведчики поплыли.
Поддерживая Дженчулашвили и Несмияноза, пять разведчиков во главе с Морозовым добрались до «Черноморца». Стали думать о том, как сообщить о своем местопребывании в отряд. Все сошлись на том, что Морозов, как хороший пловец, должен попытаться проплыть девять километров до косы Тузла и с находящегося там наблюдательного пункта связаться с отрядом. Морозов [86] и сам понимал, что в сложившихся обстоятельствах иной возможности доложить командованию о случившемся нет, и согласился.
Чтобы не позволить нашим катерам подойти к порту и оказать помощь разведчикам, противник до самого рассвета вел огонь, засыпая снарядами и минами то один, то другой квадрат моря. И когда Морозов отплыл более километра от транспорта, он неожиданно попал под этот обстрел и был ранен в грудь и в руку. От потери крови он стал быстро терять силы. На счастье, ему попалась торчавшая из воды мачта какого-то потопленного корабля. Держась за нее, Александр разорвал тельняшку, как мог перевязал раны и, немного отдохнув, поплыл дальше. Как это было ни трудно, он должен был все же добраться до косы... Этого требовал от него долг перед оставшимися на полузатопленном «Черноморце» товарищами. И он доплыл...