На перевалах центральной части Главного Кавказского хребта завязались упорные бои, в которых предстояло принять участие и разведчикам нашего отряда.
До этого никому из нас не доводилось воевать в горах, да еще таких, как Главный Кавказский хребет, где нужно было быть готовым с одинаковым успехом действовать в условиях и труднопроходимых горных лесов, и альпийских лугов, и среди неприступных горных вершин, покрытых вечными снегами и ледниками. Однако [99] это мало кого смущало. Руководствуясь истиной, что «не боги горшки обжигают», наши разведчики с азартом принялись учиться пользоваться «кошками», альпенштоками (точнее, чем-то напоминающим альпенштоки) и другим инвентарем альпинистов. Получали и укладывали в вещевые мешки теплое белье. Примеряли альпинистские костюмы, оставив из прежнего обмундирования только неизменные полосатые тельняшки.
— Знаем мы, чего стоят гитлеровские моряки. Пришлось «познакомиться» и с вражескими егерями, — говорили разведчики, готовясь к походам в горы. — Теперь посмотрим, чего стоят его альпийские стрелки...
7 сентября 1942 года мы проводили первую группу наших разведчиков в составе четырнадцати человек под командованием сержанта Александра Морозова, которой предстояло действовать в районе перевала Белореченский, находящегося на высоте свыше полутора тысяч метров над уровнем моря. Забегая вперед, следует сказать, что эта группа находилась в горах более месяца. За это время разведчики дважды выходили в глубокий тыл гитлеровцев, прошли и проехали там около двухсот километров и доставили нашему командованию важные сведения о противнике.
Особенно богат событиями был второй поход этой группы. Она тогда пробралась в тыл врага почти на пятьдесят километров. В одном месте, например, разведчики устроили засаду у домика лесника и захватили около десятка полицейских, повадившихся ходить туда на гулянки. На допросе пленные сообщили очень важные сведения, в частности о численности гарнизонов противника в окрестных селениях. Решено было напасть на одно из этих селений, где. по словам полицейских, у фашистов находились продовольственные и вещевые склады. Но гитлеровцев там было почти полсотни, а наших разведчиков — раз, два и обчелся...
— Ничего. В баню идти — пару не бояться, — уверенно говорил Морозов, ведя разведчиков к селению. — Не оставлять же гитлеровцам эти склады целехонькими...
В пути встретили пастуха. Договорились, что он, бросив стадо, побежит в селение и расскажет гитлеровцам, что их окружают советские моряки.
Тот охотно согласился и выполнил поручение преотлично. Как настоящий актер, он, задыхаясь от бега, [100] разыграл такую сцену испуга перед «несчетным» количеством окруживших селение советских моряков, что гитлеровский комендант струхнул не на шутку и попытался было вызвать подкрепление. Однако наши разведчики уже успели перерезать телефонный кабель. «По аллекав» в трубку и убедившись, что связь нарушена, комендант совсем пал духом. О солдатах нечего и говорить. И когда, сняв без шума часового, десяток наших разведчиков с криком «полундра!» и строча из автоматов неожиданно ворвался в селение, гитлеровцы посчитали за лучшее удрать.
Разведчики захватили брошенные комендантом документы, погрузили на двенадцать захваченных лошадей вражеское обмундирование, роздали продовольствие жителям селения, а все, что не могли забрать со складов, и захваченную автомашину облили бензином и подожгли.
После благополучного возвращения этой группы в расположение наших войск ее командир сержант Александр Морозов и многие разведчики были награждены орденами и медалями.
8 сентября, через день после возвращения группы Морозова, вышли в операцию тринадцать разведчиков группы, командование которой было поручено мне. Мы получили задание разведать силы противника в районе перевала Умпирский (высота более двух с половиной тысяч метров над уровнем моря) и постараться захватить «языка». Вслед за нами вышли в операцию еще две группы разведчиков — одна под командованием мичмана Земцова на Клухорский, а вторая под командованием батальонного комиссара Коптелова на Санчарский перевалы. Им предстояло действовать еще на большей высоте, чем нам.
В состав моей группы вошли старшина 1-й статьи Тополов (заместитель командира группы), сержант Васильев, старший матрос Клижов, матросы Пакшин, Коваль, Горбанев и другие. В подавляющем большинстве это были старые опытные разведчики, уже прошедшие большую боевую школу под Севастополем или воевавшие на Таманском полуострове. Всего лишь месяц до этого, в августе, на Таманском полуострове ленинградец Пакшин провел целый день почти под носом у противника, ведя с полузатопленного транспорта «Горняк» разведку плавсредств гитлеровцев в районах Керчи и Еникале [101] и выясняя места постановки противокатерных сетей. Человек немногословный и любивший делать все основательно, Пакшин не ограничился отметками на карте, а сделал специальные зарисовки и приложил их к отчету — «для ясности», по его словам. Черноволосый низенький крепыш матрос Коваль несколькими днями позже просидел на том же «Горняке» более трех суток. Ничто не прошло мимо внимания его зорких глаз на занятом противником берегу. И, возвратившись в отряд, падая от усталости (почти все эти трое суток он не спал), Коваль обстоятельно доложил о передвижении войск противника, сообщил уточненные данные о системе его обороны, указал места, где гитлеровцы создали новые огневые точки и установили прожекторы, и другие очень ценные разведданные Во многих операциях отличились также и другие разведчики, вошедшие в состав группы. С ними можно было уверенно идти в тыл врага, какие бы трудности мы там ни встретили...
Получив последние указания от батальонного комиссара В. С. Коптелова и представителя штаба флота офицера И. Л. Алексеева, тринадцать разведчиков уселись в грузовик. Мичман Павел Дембицкий, вместе с которым мы в 1941 году «реквизировали» автомобили для отряда в Севастополе, лихо повел машину по узким горным дорогам в местечко Эсто-Садок, которое должно было стать нашей базой в период действий на Умпирском перевале.
10 сентября, разделившись еще на две группы (шесть разведчиков во главе со старшиной 1-й статьи Павлом Тополовым направлялись к перевалу Псеашха, а остальные в район Умпирского перевала), мы вышли из Эсто-Садок в горы.
— Самое главное, постарайтесь захватить «языка», — напутствовали нас представители 20-й горно-стрелковой дивизии. — Да хорошо бы такого, кто побольше знает...
— Командир 49-го гитлеровского горно-стрелкового корпуса вас устроит? — шутили разведчики. — Коль попадется, так мы уж постараемся его не упустить...
С каждым часом дорога становилась все круче, и не только люди, многие из которых впервые оказались в горах, но даже ишаки, на которых мы везли, пока было возможно, поклажу, все чаще останавливались, чтобы перевести дух. Мучила жажда. Однако разведчики лишь [102] полоскали рот — каждый лишний глоток воды только прибавил бы усталости. К вечеру заметно похолодало Вчера в Эсто-Садок было жарко в одной тельняшке, а тут мы надели на себя теплое белье, а кое-кто даже ватные брюки и куртки, и все равно к утру промерзли, как говорят, до костей...
В середине следующего дня мы вышли к нашему переднему краю. Правда, в горах «передний край» — термин условный, потому что каждая из сторон не держит сплошной линии обороны, а старается занять отдельные господствующие высоты. Я убедился в этом, попросив встретившего нас представителя горно-стрелкового полка, державшего здесь оборону, познакомить меня в пределах возможного с обстановкой на этом участке.
— Ну что же, — охотно согласился майор. — Вон видите гору с большим камнем на вершине, напоминающим парящего орла, так там вражеские альпийские стрелки. Немного севернее гора повыше, ее даже легким облачком затянуло — там тоже гитлеровцы. А между ними, но южнее, гора — там наши...