Она должна немедленно отвести взгляд, и он тоже. Тогда почему они продолжают так пялиться друг на друга?
— Окей. М-м… сработало.
Челюсть Бена напрягается, но он ничего не говорит.
— Хорошо. Я пойду к… э-э… — Рей показывает большим пальцем себе за спину.
— К Кайдел?
— Угу. Да, к Кайдел.
Бен с трудом сглатывает.
— Всё нормально. Да.
Они только что поцеловались. Они целовались теперь уже дважды. Дважды. Не то, чтобы это имело значение. Никому нет дела. Но…
Дважды.
— Увидимся, да? На следующей неделе?
Бен дотрагивается до губ, но затем сразу же опускает руку.
— Да. В среду.
Сегодня четверг. А это значит, что они увидятся через шесть дней. И это хорошо. Она в порядке. Какая разница, как часто они встречаются?..
— Угу. Увидимся в среду… Слушай, а что насчёт пикника?
— Пик… чёрт! — Бен закатывает глаза, возвращая привычное выражение лица. — Точно. Сран… — он резко замолкает. — Ох уж этот пикник.
Рей усмехается… по нескольким причинам. Во-первых, он забавный, когда чем-то недоволен, во-вторых, они справились с поцелуем, который был раздут поистине до вселенских масштабов, и в третьих, вроде бы никто от этого не умер. А ещё, она скоро снова его увидит и вовсе не против проводить с ним время. Приятно, когда он рядом — возможно, из-за огромного секрета, который они делят на двоих, а возможно… просто так.
— Пикник в понедельник.
Он вздыхает.
— Я знаю.
— Ты поедешь?
Он смотрит на неё, и в его взгляде читается: похоже, у меня нет выбора, хотя я бы предпочёл, чтобы вместо этого мне выдернули волосы, один за другим. Плоскогубцами.
Рей смеётся.
— Ну, я тоже собираюсь.
Он кивает.
— Хоть что-то радует.
— Увидимся там, хорошо?
— Увидимся.
Рей улыбается и машет на прощанье, а затем разворачивается и направляется к Кай. Она вытирает губы тыльной стороной ладони, словно пытаясь выкинуть из памяти факт того, что только что целовалась с Беном — с доктором Беном Соло — второй раз в жизни.
И в этом опять-таки ничего такого нет. Это был всего лишь поцелуй. Не столь значительный.
— Ну и ну, — говорит Кай, поднимаясь.
— Что?
— Ты только что целовалась перед всем тренажёрным залом. С доцентом Беном МакАртуром Соло.
Рей подмечает две свободные беговые дорожки и хватает Кай за запястье.
— Не уверена, что это его второе имя, и мы не делали этого.
— Ты этого не делала, но было видно как хотела.
Заткнись.
— Почему ты вообще на нас пялилась?
— Да не пялилась я. Я случайно взглянула, когда он собирался наброситься на тебя, и просто не смогла отвести глаз.
Рей фыркает, вставляя наушники в разъём.
— Пока, Кай.
— Честно говоря, я не понимала, что у вас может быть общего. Но теперь, когда увидела, как он смотрит на тебя, всё стало куда…
— Я собираюсь послушать музыку, очень громко. Чтобы не обращать на тебя внимания.
— …понятней.
Лишь после того, как пар от душа заполняет собой всё пространство, а сладость аромата яблочного шампуня, позаимствованного у Кай, ударяет ей в нос, Рей вспоминает слова Бена:
Хоть что-то радует.
Она опускает голову и улыбается, глядя на кончики пальцев ног.
***
Рей приходит в лабораторию и видит плачущую Зари — конечно странно, но такое случается. Учась в аспирантуре, многие рыдают прямо у всех на виду. Обычно это происходит из-за причин, которые кажутся смешными для тех, кто никогда не вкушал всех прелестей науки. Но Рей-то всё прекрасно осознаёт.
«Они уже четвёртый раз подряд заставляют меня ассистировать на кафедре биологии».
«Не могу поверить, что моё р-значение всего 0,051».
«Статья, которая мне нужна, в платном доступе и межбиблиотечный заём здесь не проканает».
«Центрифуга жутко гудит на высоких скоростях».
«На встрече с моим куратором я нечаянно назвал её мамой».
Есть у аспирантов и другие, более тонкие мотивы для отчаяния, которые нередко порождают скрытые проявления стресса: как правило, они смотрят в потолок и тихо рыдают, лёжа в постели посреди рабочей недели, либо уходят в запой, либо же гуглят «все существующие альтернативные варианты карьеры после получения учёной степени».
Они с Зари довольно неплохо ладят, хотя подругами никогда не были — о причинах чего Рей, возможно, и поразмышляла бы, только вот ей всё равно. Вот почему, когда она входит и видит Зари, прислонившуюся лбом к скамейке, и Воля, с тревожным выражением лица бережно похлопывающего ту по спине, Рей долго колеблется, прежде чем подойти ближе и спросить:
— Что случилось?
Она думала, что ответом будет что-то типа: «Мой реагент перестали производить», или «Доктор Холдо сказала, что я должна дописать диплом до следующей недели», или, возможно, даже «Аспирантура была ошибкой, но теперь слишком поздно отступать, потому что моя самооценка неразрывно связана с моей успеваемостью в науке. Что со мной будет, если я брошу учёбу?» Вместо этого она слышит в ответ:
— Твой парень — вот, что случилось.
К этому моменту у них было достаточно Фиктивных Свиданий по Средам, поэтому Рей уже привыкла, что кто-то называет Бена её парнем. И всё же, слова Зари столь неожиданны и полны яда, что Рей не может не спросить:
— Кто?
— Доктор Соло, — выплёвывает Зари.
Оу.
— Оу.
— Он член её диссертационной комиссии, — поясняет Воль, значительно более мягким тоном, продолжая похлопывать её по спине.
Какашка. Какашестая какашка.
— А, понятно.
— Он сказал, что я подала своё проектное предложение с оговорками.
Зари произносит «с оговорками» так, будто кое-кого передразнивает. Впрочем, это никак не может быть Бен, потому что его голос не настолько высокий, и он обычно не размахивает указательным пальцем, когда говорит.
— Какой изящный способ сказать, что я должна переделать две трети работы, и что мои исследования — отстой.
Рей прикусывает нижнюю губу.
— Мне жаль, Зари.
— На корректировку уйдут недели. Это дорого мне обойдётся. А всё потому, что Соло просто надумал придраться. Я даже не хотела видеть его в своей комиссии, доктор Холдо заставила добавить его в список. Она просто одержима его тупой вычислительной хернёй.
Рей снова прикусывает нижнюю губу, пытаясь придумать что-нибудь разумное, но безуспешно.
— Мне правда очень жаль.
— Рей, вы обсуждаете это? — совершенно неожиданно спрашивает Воль, подозрительно глядя на неё. — Других студентов. Он говорил тебе, что хочет завалить Зари?
— Что? Нет. Нет, я…
Я разговариваю с ним ровно пятнадцать минут в неделю. Ладно, я с ним целовалась. Дважды. И однажды я сидела у него на коленях. Ну просто… Просто, чтобы Хакс не донимал меня. А Бен — он крайне неразговорчив. Вообще-то мне хотелось бы, чтобы он говорил больше, так как я ничего о нём не знаю, но…
— Нет, не говорил. Думаю, это незаконно, если бы он это сделал, и…
— Боже, — Зари хлопает ладонью по краю скамейки, — он такой говнюк. Как же я его ненавижу. Что за садистский кусок дерьма?
Рей открывает рот, чтобы… чтобы что? Для чего именно? Оправдать Бена? Да, он говнюк. И она видела, каким он может быть говнюком. Во всей своей красе. Может быть, не в последнее время и не с ней, но если Рей захочет пересчитать по пальцам, сколько её знакомых рыдали из-за Бена, что ж… Ей, наверное, понадобятся обе её руки, а потом ещё пальцы ног.