— Да нет, спасибо. Я на велике. Пока погода хорошая.
— М-м! Сто лет уже не катаюсь на велике, сил не хватает. Блин, встречаться с парнем моложе — это жесть. — По вздыхает, прислоняется к дверце холодильника и начинает чесать пузо. Рей в ужасе пялится на него, словно загипнотизированная. Шокированная. — Финн просто секс-машина. Чуть ли не до рассвета не давал мне спать. И это в будний день!
О боже.
— М-м. — Рей опускает взгляд в свою тарелку и зачерпывает ложкой простые маршмеллоу** в виде радуги. Хотя, возможно, это как раз то, что надо для фильтрации подробностей сексуальной жизни По. — Эм, думаю, я…
— Непросто, когда тебе тридцать восемь. Вот послушай. — Он… ну да. Всё ещё почёсывает свою дорожку волос на животе. — Будь готова к тому, что у тебя будут сдавать колени, может даже спина, и ты будешь задыхаться, поднявшись всего на один этаж. Ты глотаешь Адвил, как будто это Тик-Так. И тебе необходимо как минимум восемь часов сна, чтобы хоть как-то функционировать и не задавить соседскую собаку, когда выезжаешь с подъездной дорожки. Но твой чертовски горячий бойфренд хочет попробовать что-нибудь новенькое во вторник в час ночи, и что ты ему скажешь? Ты не можешь ему отказать. Ну, так-то можешь, но…
По счастливо улыбается и смотрит в свою кружку, а Рей…
Она просто хочет утопиться в своей тарелке с хлопьями. Но поскольку это физически невозможно, она бы предпочла, чтобы По заткнулся и что-нибудь надел. Хоть что-нибудь. Футболку, халат. Да хоть бы обмотался бумажными полотенцами.
— Конечно. Эм, может быть, мне…
— Ты с Беном такая же? Вы же, миллениалы, все так делаете. Изощрённый тактический ход, чтобы избавиться от нас, стариков. Затрахать до смерти в будний день! У нас теперь вторник — это, типа, новое воскресенье, да? — Он усмехается, машет рукой и фыркает в свой кофе. Похоже, он не замечает, как Рей внезапно напрягается. — Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? Чёртов Бен! Этот говнюк, поди, может трахаться всю ночь напролёт, с этими своими смузи из пророщенной пшеницы и семян чиа, которые он хлещет со старших классов. Готов поспорить, что между делом он только прерывается на то, чтобы ответить на имейлы по работе. Слушай… — По смотрит на Рей огромными счастливыми глазами, — он ведь тебе сказал?
Она сглатывает застрявший в горле ком.
— Эм, сказал?..
— Ну да. Сказал?
Рей понятия не имеет, о чём это По, но, явно, Бен ничего ей не говорил.
Скорее всего.
Потому что они с Беном уже целый месяц не разговаривают. Вернее, три недели, четыре дня и четырнадцать часов, и это такой лютый пиздец — считать сколько времени они не виделись. И ещё больший пиздец, что это время не может притупить её боль. Плевать, что Рей с головой в работе, что пять её нокаутированных мышей весят слишком мало, чтобы включить их в экспериментальную группу, что крайний срок сдачи рукописи, который установила доктор Холдо, истекает менее, чем через две недели. Плевать, что лучшая подруга Рей, с которой они сто лет не виделись, так увлечена своим парнем, что не нашла времени встретиться и поболтать. Что хозяин квартиры дал им понять, что в следующем году им стоит поискать другое жильё. Что её поставили на пост председателя комитета по связям с общественностью в «Ассоциации женщин с научной степенью», даже не спросив хочет ли она этого. Плевать, что её велосипед буквально разваливается на части, даже пришлось склеить его скотчем, и где-то надо будет наскрести денег на новый.
Плевать, что она всю ночь не могла уснуть, вернувшись из Бостона.
У неё так много насущных проблем, что пробирает на истерический смех, но в груди постоянно живёт какое-то острое чувство, которое заставляет её ощущать ко всему безразличие.
Так что, нет. Бен ничего ей не говорил, хотя Рей видела его в коридорах, на семинарах, даже на защите диссертации Джесс, с тех пор как… это случилось. Бен ничего ей не говорил, просто игнорировал её, если не считать того раза, когда он проходил мимо клеточной лаборатории. Он тогда шёл вместе с доктором Хеккерсом, а Рей ждала, когда освободится CO2 инкубатор.
Бен тогда кивнул ей и сказал тихим мягким шёпотом: «Привет, Рей», а после вернулся к разговору о вытяжном шкафе или что-то вроде того, а Рей уверовала, что её сердце расколется и разлетится внутри на мелкие кусочки.
И всё-таки она не умерла.
Рей прочищает горло.
— Сказал о чём?
— О гранте. Вчера вот узнали. Мы подозревали, что есть большая вероятность, но не были уверены насчёт выплат.
— Оу. Ну да.
— Это круто! Хотя он самый ужасный из соисследователей, которые у меня были. Так ему и передай.
Рей улыбается из-за ухмылки По, как будто именно такой реакции он и ждёт, и старается не выглядеть слишком удивлённой. Это… Боже, прошло уже несколько недель, а она понятия не имеет, почему Бен до сих пор не сказал своему старому другу, что они с Рей больше не встречаются.
Хотя Рей сама-то не смогла себя заставить рассказать Финну о том, что произошло в Бостоне. И в кабинете Бена. Так что…
— Верно. Это круто.
— Ну так. Грант офигенный! И ещё виртуальное моделирование, ты можешь в это поверить? Мне почти не терпится приступить к работе.
— Не сомневаюсь. — У По такой восторженный вид, что Рей бы подошла к нему и обняла. Если бы он не был бывшим членом её комиссии и к тому же голым. — Правда, поздравляю. Ты наверное на седьмом небе от счастья?
— Так и есть. Слушай, а может отпразднуем это все вместе? Вчетвером. Когда…
И как же на удивление вовремя из спальни Финна доносится неразборчивый вопль. По и Рей одновременно поворачиваются к двери комнаты.
— Что это было?
— Не знаю. Думаешь, он…
Финн снова подаёт голос, на этот раз чуть внятнее.
— Это он так… кричит, чтобы ему принесли кофе?
На лице По расцветает глупая улыбка влюблённого до безумия человека.
— Господи, он такой соня!
По берёт кружку с фламинго, напевая себе что-то под нос, наливает кофе, кладёт в неё столько сахара и сливок с корицей, сколько нравится Финну, и направляется к выходу с кухни.
— Кстати, Рей. Через пару минут может быть очень громко, — говорит ей По и подмигивает. — Вряд ли тебе захочется это слушать.
— Что ты…
Но По уже испаряется.
А Рей тяжело вздыхает. Потом ещё раз.
Затем встаёт, выкидывает остатки хлопьев в мусорку, берёт рюкзак и велосипедный шлем, и выходит из дома.
***
Джесс говорит, что Бен был непривычно мил.
Точнее, не «мил». Она использует слово «адекватный», объясняя Рей, каким он был понимающим, когда Джесс за день до защиты в панике рыдала в его кабинете; как неуклюже Бен протянул ей коробку салфеток и сказал хоть и натянуто, но вполне ободряюще, что уверен — всё получится; что его замечания по поводу рукописи хоть и строгие, но всё же изменились с «неправильно, переделывайте» на «вам следовало бы ещё раз взглянуть на этот раздел».
— Видимо, он сейчас счастлив, — говорит ей Джесс, озадаченно жуя кончик соломинки. — Судя по всему, причина в тебе. Других объяснений нет.
Рей делает глоток своего арбузного лимонада и меняет тему разговора о новом скалодроме, который недавно установили в спорткомплексе.
Зори, подруга Бена из аспирантуры, весёлая и яркая — та, которой хотела бы стать Рей в будущем — интересуется, как дела у Бена, бегает ли он марафоны и играет ли в шахматы в свободное от лаборатории время.
— Помню, как он волновался из-за Чемпионата мира, или как там это называется. А однажды заставил меня посмотреть его вместе с ним, пока мы ждали, когда центрифуга остановится. То ещё занудное дерьмо. — Она закатывает глаза, но на нечётком изображении Скайпа светится её нежная улыбка; и сквозь густую и уродливую ревность Рей выдавливает признание, что не знает, является ли Бен всё ещё фанатом шахмат.
По каждый день остаётся на ужин, если только Финн не ночует у него дома. И нет-нет, да и рассказывает что-нибудь о Бене, и это происходит постоянно.
Например, о том, как они целое лето путешествовали по Юго-Восточной Азии; как он сначала хотел получить инженерное образование; как им пришлось пойти на выпускной вместе, потому что По не смог найти себе пару, а одному идти не хотелось.