— Пусти меня, — потребовала она более настойчиво, продолжая вырываться.
Бесполезно, он был слишком силен.
Она семенила, упиралась, часто спотыкаясь на пути, гравий шуршал под ее ногами. Но они неумолимо приближались к замку.
— Пожалуйста, Северус…
Более мягкая просьба была последней надеждой, последней попыткой воззвать к тому хорошему, что было в его душе… в конце концов, она у него была — ей довелось ее познать… по крайней мере, ей так казалось.
Но он даже не замедлил шага.
Как он мог? Как мог притворяться, что ничего не испытывал к ней?
Несмотря на предательство, она все еще питала к нему сильные чувства. Она умудрилась влюбиться в него… дважды. И это не было каким-то додумыванием ее изнемогающего от одиночества, запутавшегося разума… или чего-то еще. Эта любовь возникла в ответ на его собственные чувства… а она в свою очередь ответила ему взаимностью. Он явно хотел ей обладать. Было бы глупо это отрицать.
— Ты с самого начала хотел трахнуть меня, не так ли?
Тогда он замедлился. Незначительно. Приостановил шаг, прежде чем вернуться к изначальному темпу, отказываясь давать какие-либо разъяснения.
— Ты мог бы сделать со мной все, что угодно, — продолжала она с обвинением в голосе, дрожавшем от переполнявших эмоций. — И все же ты заставил меня заняться с тобой сексом. Не потому, что я не реагировала на другие «наказания». А потому что ты хотел меня. Я видела это в твоих глазах. Да, ты вел себя как ублюдок, но нет смысла отрицать — ты хотел этого с самого начала.
— Тебя не заставляли.
Она почувствовала облегчение от того, что он наконец ответил, даже если его ответ раздражал и явно не соответствовал действительности.
— Знаешь, у меня не было выбора! — не скрывая сарказма, воскликнула она. — Ты сделал все, чтобы я согласилась. Ты знал, что у меня на уме. Ты знал, что я чувствую. В конце концов, ты был моим директором. Был явный перевес во власти.
— И все же ты вернулась. Обратилась ко мне сама. И… была отзывчива. — Не поворачиваясь, заметил он, продолжая широкими шагами продвигаться вперед.
Это была правда. Он был кругом прав. В конце концов, ее влекло к нему… она хотела его внимания. Согласилась на его условия. Ответила взаимностью. Многому научилась. И повзрослела.
Но дело было не в этом. Можно было назвать его кем угодно, но только не великодушным терапевтом. Скорее могущественным волшебником, использующим различные ухищрения, и лживую, грязную тактику, чтобы манипулировать ею, одновременно удовлетворяя свои собственные желания. Ему не было необходимости трахать ее… столько раз. Даже если бы этого хотелось ей одной, он бы ни за что не согласился, если бы цель наказания была чисто «исправительной».
А правда была в том, что по своей природе он был психически неуравновешен. Заглянув под маску равнодушия, она увидела достаточно, чтобы понять, что он, как и она, имел серьезную душевную травму. В конце концов, их разговоры были далеки от отстраненности и благоразумия. Они были наполнены страстью. Они разделяли интенсивные, глубочайшие эмоции. И именно из-за этого боль от предательства была куда сильнее любой физической.
Но Гермиона, к счастью, сумела справиться с печалью, что чуть не затянула ее в пучину отчаяния. Теперь она испытывала лишь гнев. Наконец-то она решилась защитить себя сама. Может быть, стоило поблагодарить его за это. Может и нет. Но тот факт, что где-то внутри теплился огонек ее прежнего, упрямого «я», вселял надежду. Она выстояла. И начала довольно эффективно бороться за собственную жизнь, мозг спешно обрабатывал любые догадки, тщательно выискивая зацепки и придирчиво изучая каждую из них.
Как много Министерство знало о сексуальных выходках Снейпа? Могла ли она использовать эту информацию в своих интересах?
Если он намеревался сообщить Министерству о ее проступке тем вечером, то имело ли смысл выдвигать свои собственные обвинения, чтобы очернить его персону?
Проблема заключалась в том, что, возможно, Снейп все это время мог действовать безнаказанно. Возможно, Министерство предоставило ему полную свободу действий, чтобы он мог добиться цели «любой ценой». Поэтому, если бы она решилась рассказать им о его методах, то скорее всего была бы проигнорирована. Но было еще одна деталь — Сэмюэль.
Он был очередной марионеткой Министерства? Шпионил за шпионом?
Возможно. И это значило, что они ему не доверяли.
А также объясняло, почему Снейп решил оградить ее от литературного кружка, пока она проходила его тяжкие «испытания». В конце концов, к тому моменту он уже влюбил ее в свою личину. Знал, что у нее есть чувства к нему, и мог использовать эти отношения, чтобы исполнить приказ Министерства. Вместо этого он запер ее в замке, подальше от любопытных глаз, чтобы разыграть свое «наказание». И использовал неравенство власти директора и студента, чтобы принудить ее к сексу, вместо того, чтобы притвориться приличным человеком и с помощью манипуляций добиться желаемого.
Чем больше она думала об этом, тем меньше верила, что Министерство одобрило бы его подход. Вряд ли оно вообще осознавало, насколько Снейп был психически неуравновешен. Она была совершенно уверена, что профессор Макгонагалл и, возможно, некоторые из преподавателей знали, что Снейп шпионил для Министерства, или, по крайней мере, подозревали, что его не зря назначили на этот пост. Если они обнаружили бы, что директор Хогвартса использовал сексуальное принуждение, чтобы манипулировать студентами, то это бы вылилось во всеобщий протест. Министерство потеряло бы не только своего человека, но и свое влияние на школу. Она сомневалась, что им пришлось бы это по душе. Или что Министерство пошло бы на риск и втянуло себя в очередной скандал.
«Нет», — решила она. — «Они не знают».
Что было удивительно.
Поскольку она вряд ли была у него первой.
У Гермионы скрутило живот. Эта мысль приходила ей в голову раньше… много раз… но теперь холодная волна ужаса сжала ее внутренности в кулак. Как его рука на ее запястье, когда он потащил ее вверх по холму.
Откуда у него было столько знаний о сексе? Как часто он использовал их, чтобы манипулировать людьми, и при каких обстоятельствах?
Он был Пожирателем Смерти. Возможно, он безбожно страдал от их рук, но, без сомнения, и сам причинял страдания. А еще он был Мотуломентом.
Каким образом он делал больно другим, но не чувствовал их страданий?
Она уставилась на него, на его сгорбленную спину, на прерывистое дыхание, вырывающееся из груди, словно дым. Это вдруг стало так очевидно. Он чувствовал их.
— Что ты с ними делал? — пробормотала она.
Он не ответил.
Ей было тяжело поддерживать его спешный темп, но не смотря на вынужденный марш-бросок до Хогвартса и недостаток воздуха в легких, она повысила голос и спросила еще раз.
— Что ты делал? Что произошло такого ужасного, что тебе было необходимо это делать… самому?
Он быстро оглянулся через плечо, сверкнув глазами, но продолжил идти к ступеням замка.
— Эти шрамы, — выдохнула она. — эти отметины… на твоём… члене. Они отличаются от остальных. Ты нанес их сам.
Она должна была понять, она же сама так делала. Но по какой-то причине, хотя он и намекал на это, не видела в нем схожей потребности… до сих пор.
Мало шрамов?
— Почему, Северус? Что ты делал? — не могла остановиться Гермиона. — Что именно ты совершил? Тебя заставили? Ты делал это осознанно… как и со мной? — Она ахнула, почувствовав, как затрещали кости запястья от усилившейся хватки. — Министерство знает об этом, Северус? Они знают, что ты делал?
Она слышала, как с каждым шагом его дыхание становилось все тяжелее.
— Знают?! — не унималась она.
Он развернулся и нацелил на нее палочку, оскалив зубы в гримасе боли и гнева. И поднес дрожащий кончик к ее виску. Она чувствовала, как ярость ослепляет его изнутри.
И когда она остановилась, глядя ему в глаза с вызовом, но в то же время от страха не решаясь вдохнуть, то вдруг увидела его насквозь — целиком. Словно мозаика, противоречивые слои наложились на его бледные, угловатые черты, и она увидела зло, которое таилось внутри, но и добро, которое он всегда старался скрыть — и то, что между ними. Она видела сожаление, отвращение, страх. Зеркальное отражение ее собственных чувств. Но также и опасность. Он был способен на все, и она знала, что Снейп был готов сделать это прямо сейчас. Убрать ее как угрозу. Нейтрализовать ее раз и навсегда.