Гермиона рассмеялась и остановилась.
— Подожди.
Отпустив руку, она вернулась к столу.
— Ах да, ты забыла свои книги.
Но она нуждалась лишь в одной — той, что носила ее имя… той, в которой так ошиблась… той, что оказалась вовсе не приманкой, а подарком. Его подарком. Самым драгоценным подарком, который он мог ей преподнести.
Изображение на обложке расплылось перед глазами при мыслях о том, что он сделал. О том, что он снова пожертвовал собой, подвергнув свою жизнь крайней опасности ради другого человека… ради нее. В это было сложно поверить. Но одна только мысль о том, что он уже страдает от последствий, была невыносима.
Меньше всего на свете ей хотелось снова расставаться с родителями. Но у неё не было выхода. Она проводит их домой, удостоверится, что они находятся в целости и сохранности. И потом найдет его. Где бы он ни был. В каком бы состоянии он ни был. И после того, как она извинится за свои желчные обвинения и горькие предположения, она предложит ему себя… за помощь, за защиту или хотя бы попытается отплатить за проявленную им доброту.
В конце концов, столь храбрый человек заслуживает большего. Как минимум, шанс на жизнь без компромиссов и заключения.
Ее единственной надеждой было то, что Министерство еще не схватило его… и что он в свою очередь снова проявит мужество и позволит ей быть с ним.
========== Глава 24: Непревзойдённый ==========
Они были счастливы.
Оба.
Действительно счастливы.
Это было восхитительно.
Но неправильно.
Гермиона стояла у порога в слабом свете сумерек, касаясь рукой запотевшего стекла, и гадала, стоит ли ей вернуться. Она оставила насвистывающего песенку отца разбирать стопки старых журналов в гостиной. Мама прибиралась в другой комнате — тоже довольно мурлыча под нос и протирая пыль с мебели, за которой Гермиона ухаживала лишь в тех редких случаях, когда возвращалась домой, — когда в очередном приступе отчаяния надеялась, что простого воссоздания гостеприимства будет достаточно, чтобы вернуть своих родителей.
Гермиона тоже была счастлива. Без сомнения, она чувствовала счастье, спустя столько времени нашедшее место в ее душе. Наконец-то она получила то, о чем мечтала — воссоединение со своей семьей. Но… чего-то не хватало.
Например, сомнений. Болезненного, тяжкого разговора. Сложных объяснений. Неверия. Постепенного принятия… и прощения.
Казалось, тут нечего было принимать. Некого прощать. Незачем задавать вопросы.
Но когда мать открыла холодильник и увидела, что тот пуст, то сказала всего лишь: «похоже, нам нужно сходить в магазин».
Никто из родителей не заметил своего длительного отсутствия. Они говорили с ней так, словно не прошло и часа с их последней встречи. Но, конечно, прошло. Они многое пропустили. И доказательства были повсюду. Лужайка заросла. Растения в горшках засохли. Со времени последнего визита Гермионы накопились газеты.
Но их реакция на каждую алогичность была совершенно не примечательна: они просто принялись убираться, в процессе решая, как оплатить просроченный телефонный счет и что можно было бы приготовить на ужин из консервов, хранимых в кладовке. Очевидно, они не помнили всего, что с ними произошло, но, что было еще хуже, им было на это абсолютно наплевать.
Гермиона в свою очередь не стала на них давить. А решила подыграть. В конце концов, ей хотелось просто быть с ними, разговаривать с ними, обнимать их, находиться с семьей в доме своего детства, ведь нежданно-негаданно сбылась та мечта, от которой она чуть было не отказалась.
Но, несмотря на это, происходившее было неправильным.
Она чувствовала себя неблагодарной. И эгоисткой. Особенно учитывая риск, на который он пошел, чтобы вернуть ей родителей, и тот факт, что в этот момент ему скорее всего грозила опасность. Поэтому доминирующей задачей было узнать, каким образом он восстановил им память… и почему.
Она бросила последний тоскливый взгляд на силуэты, мелькавшие за стеклом, прежде чем развернуться и уйти.
***
Когда она добралась до Хогвартса, уже смеркалось. Наколдовав пламя на подсвечники в своей комнате, она швырнула сумку на стул, задержав взгляд на книге, лежавшей в центре стола — на экземпляре, принадлежащем ему. Медная змеиная голова переливалась в свете пламени, и казалось, что она извивается, словно и правда была живой. Она заметила, что стебель не лежал сразу под обложкой — в том месте, где она его оставила. Теперь змея прорезала страницы примерно на треть. Просунув пальцы в щель, она открыла закладку и оторопела от неожиданности. Перед глазами были пустые страницы. Она пролистнула несколько. Те тоже были пусты.
Змея с грохотом ударилась о пол, когда она взяла в руки книгу и раскрыла ее, начав торопливо перелистывать страницы. Только когда она дошла до середины, то увидела начало текста. Пробежавшись глазами по знакомым фразам, она поняла, что уже читала их.
Но что случилось с остальными страницами?
Порывшись в сумке, она достала другой экземпляр книги, тот, который взяла ранее со стола в библиотеке. Раскрыв обложку со своим именем на обороте, она удостоверилась, что не ошиблась, и этот экземпляр принадлежал именно ей. Но просматривая страницу за страницей, видела лишь сплошное полотно текста. Удивительно, что его экземпляр оказался пустым с самого начала. Но вдруг строгое повествование оборвалось. Чуть больше половины ее книги оказалось заполненным, но продолжение отсутствовало. Страницы были пустыми.
Гермиона нахмурилась, зависнув над двумя раскрытыми книгами. Оказалось, что они были схожи лишь в одном. Текст его книги начинался там, где заканчивался ее.
Она прочитала свою часть книги до того момента, пока он ее не конфисковал в первую ночь. Потом закончила читать уже его экземпляр, найденный в шкафу, ошибочно предположив, что это ее собственный. Но тогда она не заметила пропущенного текста. Должно быть, он каким-то образом исчез, когда она дочитала до конца.
Медленно закрыв обе книги, Гермиона положила ладони на одинаковые обложки и задумалась — что бы это могло значить?
Возможно, он оставил их не просто как некое послание. Не просто как подарок… символ того, что он вернул память ее родителям.
Возможно, он хотел, чтобы она обязательно узнала об этом… несоответствии.
Но зачем?
Схватив разом обе книги, она взяла свободной рукой палочку и вышла за дверь. Она не могла больше ждать и строить догадки. Надо было срочно найти его.
***
Пепел от догорающих поленьев, а так же древесный и слегка травянистый запах сигарет достигли ноздрей прежде, чем она дошла до его покоев. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она в последний раз вдыхала этот аромат — когда дерзкая, пьяная девчонка прикидывалась кем-то большим. Теперь она изменилась. На самом деле, она едва могла отождествить себя с той девушкой, которой являлась всего месяц или два назад — отчаянно страдающей от переходного периода и не имеющей возможности понять, что же с ней происходит. Но теперь она поняла. Она повзрослела. Он помог ей. Что бы ни случилось, она не должна была забывать, что он ей помог.
Она постучала.
Дверь открылась почти сразу.
Он ждал ее? Или ждал кого-то другого?
Она вошла.
Большое, худощавое тело Снейпа развалилось в кресле у камина, сигарета тлела между пальцами, другая рука сжимала стакан с янтарной жидкостью. Сюртук и сапоги были свалены бесформенной кучей на пол, верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. Словно он настолько нуждался в свободе от всех этих внешних атрибутов, что стоило ему вернуться в скромную и неказистую обстановку своего подземного убежища, как он сразу же их сбросил.
— Северус?
Он медленно, через усилие повернул голову. Ее сердце сжалось, когда она увидела его лицо. На нем застыло тяжелое выражение, лишенное каких-либо эмоций, а глубокое изнеможение во взгляде дополняло эту ужасную картину. Что бы он ни сотворил, это сказалось.
Гермиона направилась в его сторону. Он не двигался, лишь глаза отслеживали каждый ее шаг на протяжении всего пути, пока она не остановилась и не направила палочку ко второму креслу, отодвигая то от стены. Поставив его напротив, она уселась так близко, что соприкоснулась коленками с его собственными. Он даже не подвинулся. Даже не дернулся.