Она была счастлива.
Я это чувствовал.
- Иди ко мне, Лондон.
Она бросила пальто на тумбу в прихожей, сорвала с шеи шарф. Торопливо расстегивала пуговицы блузки. Неисправимая женщина.
Я прижал ее животом к стене, притиснул собою, чтоб не могла пошевелиться. Склонился к ней, целуя в плечо. Она, извернувшись, попыталась укусить меня, но не сумела. Расхохоталась, выгибая спину.
- Давно нужно было уступить, да, коллега? Уже забыла, как это, когда не все сама. Сколько он тебе обещал, десятку? Поделим!
- Восемь, - шепнул я, сжимая ее в объятьях так сильно, что она едва могла дышать.
- Женушка деньги зажала, - прорычала, оскалившись, Карина. - Значит, завтра пропьем вместе.
- Обойдешься.
Я подхватил ее на руки, бросил на постель, а потом ловко завернул в одеяло, словно в кокон. Обнял, не позволяя освободиться. Прижал к постели.
Какое-то время она билась и бранилась так, что мне стало смешно. Нашептывала на ухо самые невероятные вещи. Я обнял ее крепко и не отпускал, пока она не обессилела, не уронила голову на подушку и не расплакалась.
- Ты меня не хочешь? - спросила она сквозь слезы.
- Хочу. Очень. С того самого мгновения, как увидел. Вопрос, чего ты хочешь?
- Отпусти и покажу, - бросила она с вызовом.
- Мне ничего ни показывать, ни доказывать не надо. Я не он, ни твои придурки-коллеги с кафедры. Ты не на смотре достижений народного хозяйства, не на выставке, не на защите. Я не экзаменатор, Карина. Тебе не нужно пытаться меня впечатлить. Ты поразила меня, даже не зная этого, когда пела прошлым утром в ванной...
- Можно мне в ванную? - сказала она тихо. - Я вся свалялась в этом дурацком одеяле. Хочу в душ.
Я помог ей освободиться. Она молча, без тени кокетства или эротизма, разделась. Я пошел за ней, стоял в проеме двери и смотрел, как она задвигает створку душевой кабинки, как открывает краны, как вода превращает ее медные волосы в прямые темные линии на крепкой спине. Она повернулась и смотрела на меня из своей стеклянной призмы, и горячий пар наполнял кабинку. Она придвинулась, положила ладонь на запотевший прозрачный пластик. Я подошел. Коснулся пластика там, где был самый центр ее ладони.
Она запела.
Мне захотелось запрокинуть голову и завыть. Через меня словно пропустили ток, заменили кости горячим каучуком.
- Иди ко мне, Лондон.
Пуговицы не хотели пролезать в петли, и я рвал их. Она отодвинула створку, обдав меня горячим паром. Втянула в свой обжигающий маленький мирок. И мы выбивали друг из друга, словно быстрые нейтроны, бессвязные признанья в том, чего не было.
- Давай как-нибудь встретимся еще, Лондон? - сказала она с усталой улыбкой, пристраиваясь мне под бок. Теплая, в пушистом гостиничном халате.
- Как-нибудь?
- Сан Валентиным прав. Наверное, любому трудно плыть с дельфином. Но иногда... поплавать ты ведь не прочь?
- Почему нет? - Я покровительственно поцеловал ее в лоб. Карина толкнула меня ладонью в грудь, скорчила гримасу.
- Ты когда едешь?
- Сегодня вечером у меня самолет. Дома дочка с няней.
- Так вот как ты научился быть большим грозным папой? - Карина закусила губу. - Мы улетаем завтра в час. Думала, есть еще время... Осчастливлю Сан Валентина - и погуляем после работы на секции. Потанцуем после закрытия.
Мне не хотелось ее отпускать. Казалось, даже воздух вокруг нее вибрирует и потрескивает от электрических разрядов, и, если держать ее в объятьях, я могу свернуть горы.
- Этот номер оплачен до завтра. Ночуй здесь. Сможешь петь в душе, сколько захочешь. Твой шеф услышит каждое слово, стены здесь тонкие. Бесится будет, обещаю.
Она выступила блестяще. Я - лучше, чем планировал. Гордость за Карину переполняла меня, насыщая каким-то непонятным восторгом. И мне хотелось быть с ней на одном уровне. Мне задавали вопросы. Меня хвалили. Мне кивали. Она улыбалась, наслаждаясь нашим общим триумфом. Отечный похмельный Сан Валентин жал мне руку и тайком попытался сунуть пару купюр.
Я пригласил его покурить в уборную и там с наслаждением двинул мразоте по роже.
Коллегам он сказал, что поскользнулся и ударился о раковину.