— Так вот ты где! Никогда не бываешь там, где должен находиться. Вылитая копия своего отца.
— Добрый день, мама.
— Не сказала бы, что этот день можно назвать добрым.
Я дал ей совсем немного времени, ровно столько, сколько нужно для того, чтобы закончить фразу. Затем схватил ее за плечи, открыл дверь, вытолкнул наружу и закрыл дверь на ключ.
Она начала колотить в дверь.
— Откройте, немедленно откройте!
— Не обращайте на нее внимания, пусть развлекается.
Все игроки, не отрываясь, смотрели на меня. Они выжидали. Они рассчитывали на мою озлобленность. Они рассчитывали на мое безумие. Что-то новое появилось в этой команде, что-то такое, о чем я раньше и не подозревал. Собравшиеся явно демонстрировали только одно: желание броситься в атаку. Что будет дальше, им было безразлично. Все, что их сейчас интересовало, так это только тактика, которую выберет тренер.
— Хорошо, — сказал я потирая руки, — слушайте инструкции на этот матч.
— Откройте же эту дверь! — кричала моя милая мамочка из коридора. — Умирающая мать имеет право в последний раз поглядеть на своего сына.
— А инструкции будут такие, — продолжил я. — Необходимо, чтобы вы выложились до конца. Точно пока неизвестно, что будет, если мы проиграем сегодняшний матч, но, судя по всему, это никому не понравится и уж особенно нам.
— На каком месте буду играть я? — спросил Ориель.
— Личные вопросы лучше отложить на потом. Сейчас поговорим об общей ситуации. Кто играет против нас? Потрошители Спиталфилдса. С большинством из них мы уже знакомы. Потрошителями руководит некий барон Мордайкен. Не знаю, правда, каковы результаты чемпионата…
— Они на первом месте, — уточнил кто-то.
— Хорошо, — согласился я. — Хочу вам сказать вот что, мне плевать на первом или на последнем месте…
— Нет, на последнем месте мы, — радостно прокомментировал тот же голос.
— Слушайте, не надо выводить меня из себя. — Мой тон зазвучал немного агрессивно. — Вам прекрасно известно, что команда Мордайкена не вызывает восторга у большинства болельщиков. Вы все в курсе, что живые мертвецы потребовали автономии в Парламенте. Таким образом, общественное мнение явно не будет отдавать предпочтения Спиталфилдцам. Особенно это заметно сейчас, накануне матча. Надо воспользоваться слабостью противника и постараться ухудшить для них создавшуюся ситуацию.
— И как это сделать? — спросил кто-то из игроков.
— Вот этого-то я и не знаю.
— Моя маленькая ласточка! Песенка моя, — медовым голосочком причитала милая мамочка.
— Вы сами все выясните, — сказал я. — Полностью вам доверяю.
Но игроки с удивлением смотрели на меня. Доверие… Момент оказался очень хорошо подобран, они совсем не ожидали услышать этого слова.
— А как насчет атаки? — поинтересовался кто-то, но его вопрос остался без ответа.
Наступил момент смотра моего войска. Прищурив глаза, как это делают в глубоком размышлении, я вышел на середину раздевалки.
— Глоин, ты понесешь наш штандарт.
— Штандарт?
— Именно. Тебе предстоит немного побыть знаменосцем. По крайней мере, сделай это хотя бы в начале матча, а если не справишься с этой ролью, я тебя впоследствии заменю.
— А что мне нужно будет делать? — несколько удивленно спросил карлик.
— Установить знамя, — объяснил кто-то из игроков.
— Установить знамя и больше не двигаться с места, — уточнил я. — Представь себе, что типы, которые захотят отобрать у тебя знамя, это те же типы, которые похитили Пруди.
— Пруди? — как-то странно повторил Глоин.
Мне показалось, что он очень хочет поменять тему разговора.
— Джон? Джон? Твоя мамочка уже на пороге смерти! — причитала мать за дверью.
— Твоя мамочка уже похожа на угасающую свечку.
Черт подери, подумал я. К чему устраивать еще и этот театр? Можно подумать, мне не хватает неприятностей…
— Джон, — послышался из-за дверей голос Гуса Рубблина, — ваша мать плохо себя чувствует. Заодно со мной тут пришел кое-кто, желающий с вами поговорить.
Вздохнув, я взъерошил рукой волосы и направился к двери. С тихим стоном милая мамочка растянулась во весь рост у моих ног. Гус Рубблин неодобрительно посмотрел на меня. А Густус Оаклей просто метнул в мою сторону гневный взгляд.
— Джон Мун, мне хотелось надеяться, что мы больше никогда не увидимся.
— Признаюсь вам, что тоже думал о таком удовольствии.
Через плечо я видел, что мои игроки смотрят на все это с досадой и неодобрением.
— Заверяю вас, ваше имя было предложено не мной.
— Не сомневаюсь. Мне даже не приходило в голову ничего подобного.
— Я бы выбрал любую кандидатуру, все равно кого, но только бы не вас, хотя не особенно держусь за достижения нашей цивилизации. Вы не хотите поднять свою мать?
— У нее и самой на это вполне достаточно времени.
Мама со стоном приподнялась и подняла на меня большие молящие глаза. Я отступил на несколько шагов. Она снова рухнула на пол.
— Унесите ее, — сказал Рубблин.
— Ваши отрицательные черты неисправимы, — вздохнул Оаклей. — Но похоже, что сегодняшний матч очень важен и его решение в какой-то мере находится в ваших руках.
Напомню вам, что мы все уже и так мертвые. Так что у нас есть шанс.
Гус Рубблин взял мою мать за плечи и попробовал ее увести. Я попросил Горация помочь ему: мама при желании становится убийственно тяжелой.
Когда ее уводили, она отчаянно вопила, будто обезумевшая. Закрыв за ними дверь, я вновь повернулся к терпеливо ожидающим игрокам.
— Ну, ладно, на чем мы остановились?
— На Пруди, — ответил Глоин.
Вовремя
Без пяти девять. Вот-вот должна начаться встреча.
Я сидел на скамейке для тренеров, с одной стороны от меня пристроилась милая мамочка, с другой — Густус Оаклей. Помешать им мне не удалось, а что касается моей матери… Эта проблема тянется уже не один год.
За нашими спинами болельщики Огров Челси затянули свою великую боевую песню. Я тут же обернулся и заметил среди них огромное количество людей, чьи лица были закрыты масками, кроликов, котят, жаб и прочего дикого зверья.
— Королева всех их велела освободить, — объяснил мне Рубблин. — Довольна она или нет, но мне почему-то кажется, что в данный момент она просто издевается над нами.
В том числе и над так называемым тайным обществом.
Я рассеянно кивнул головой. Что эти шуты гороховые здесь делают? Может, вообразили, что находятся на гулянье?
Время текло убийственно медленно. В тысячный раз за последние три минуты я наклонился и взглянул на скамейку Потрошителей. Мордайкен, похоже, был не в своей тарелке. Он даже ни разу не взглянул в нашу сторону и ни разу не поднялся со своего места. Время от времени барон подносил ко рту руку, словно хотел подавить зевок.
Он тоже не напрашивался сюда. Возможно, у него на этот вечер были совсем другие планы, например какая-нибудь оргия с коктейлями. Мне пришлось прервать свои размышления, потому что на стадионе поднялся невероятный шум. Я почувствовал, как трибуны задрожали под ударами ног обезумевших болельщиков.
На поле появились обе команды.
— Никто так и не удосужился объяснить, что делает на поле эта штуковина! — крикнул я Оаклею, указывая на металлическую арку, торчащую посередине поля.
— Она принадлежит скульптуре, стоящей в Колумбинском лесу, — неожиданно ответил президент огров недовольным тоном. — Присутствие ее здесь совершенно невозможно оправдать. Оно так же неуместно, как и ваше.
Вечно одни насмешки. Я попытался выдавить улыбку. Колумбинский лес, да? Они собираются открыть эту… дверь? Меня охватило непонятное чувство, которое отнюдь не способствовало моему успокоению.