Широка степь, но малейшая весть непостижимым образом облетает ее мгновенно. Старцы-мудрецы, считавшиеся «оком земли», неспешно обдумывали, оценивали каждый примечательный поступок представителей великих родов, вымеряя их по ярким деяниям веков минувших. Приговор старцев пред одним отворял врата будущего, другому же грозил стать неодолимой преградой – так выравнивалось родовое русло, несущее воды поколений.
Вокруг старейшин всегда вертелись молодые прихлебатели, готовые с лета подхватить сказанное слово и донести его в надежде на мзду или милость благодетеля высокочтимым ханам. Были среди них и горячие головы, терпеливо выжидающие сообщений о большой войне, в которой даже самые обычные люди могли разбогатеть, а лучшие и умелые – прославиться.
– Этот поступок полон скрытого смысла, – пространно выразились старейшины о Тэмучине с Хасаром, взявшим на себя ответственность за смерть Бэктэра.
По-разному слова их истолковали люди.
Тойонам, арбанаям и сюняям, джасабылам и порученцам пришлось по душе, что Тэмучин спас джасабыла Баргыя от неминуемой смерти. «Юноша станет настоящим, великим вождем!..» – повторяли они друг другу взахлеб.
И тайно вынашивали мечты, когда наконец-то нарушится это мерное течение жизни, при которой воины превратились в сторожей и караульных, в мелких драчунов междоусобиц, не приносящих большой наживы: разве можно разбогатеть только одним скотом, который приносит приплод раз в году, да и то если мор не повалит или зной не выжжет степь? День и ночь биться ради прокорма этого скота, чтобы в конечном итоге его увел или отбил налетом какой-нибудь злой чужак! Куда как веселее добыть богатство и славу на лихом скакуне, саблей вострой да посланной точно в цель каленой стрелой: распахнись душа, горячись кровь! Для людей мелкого звания юный Тэмучин предстал тем человеком, решимость которого могла взвихрить степь, дав шанс возвысить свой удел.
Ореол справедливого хана весьма насторожил, даже напугал многих монгольских вождей. Они признали содеянное Тэмучином неслыханной дерзостью. Бэктэр был потомок великих ханов как по отцовской, так и по материнской линиям, смертный приговор мог ему вынести только хан более высокого звания и рода…
Особенно лютовал Таргытай Кирилтэй. На него пал позор: где это видано, чтобы своего же племянника сделать предателем рода?! Вся степь осудила Таргытая, считая главным виновником случившегося – много ли нужно ума, чтобы сбить с пути истинного незрелого подростка, тем более безотцовщину!
Таргытай Кирилтэй не удумал ничего лучшего, как расправиться с Тэмучином: то ли ядовитый язык сестры сделал свое дело, то ли еще что, но ненавидел он этого гордеца, как и мать его, терпеть не мог, и все тут!
Три сюна двенадцать восходов солнца и двенадцать лунных ночей охотились за Тэмучином, травили его по всей степи, как зверя. Схватили в ночь тринадцатую спящим у затухающего костра на горе Бурхан-Халдын. Привезли к Таргытаю. Тот без колебаний повелел надеть на шею и ноги Тэмучина колоды. Три дня держали без воды и пищи, а на четвертый Таргытай заговорил с ним:
– Я помогу тебе стать настоящим ханом, буду оберегать твой род, но ты для меня будешь узнавать планы своего покровителя Тогрул-хана…
Жить очень хотелось. Остро обозначился молочный запах степи, напоминающий о воле. Но Тэмучин почувствовал, что ему не страшно стать частью этой сухой земли, весело сотрясаемой копытами лошадей. Там, в Верхнем мире, дух отца примет его таким, каков он есть, но отвернется, если хоть вздохом он изменит себе. Жалко было только, что у него нет сына, который бы отомстил за отца!
Тэмучина подвергли пыткам, но жить оставили, правда, в колодах. Он не догадывался тогда, что этот первый ранний опыт плена ему сгодится.
Пока же Тэмучин вынашивал план побега. Случай представился во время праздника 16-го дня первого месяца лета.
Тайчиуты, по обыкновению, пировали широко. Степь дурманяще наполнилась запахом жарящегося мяса, сменяющегося при дуновении ветра кисловатым ароматом архи. Тэмучин, борясь с головокружением от обострившегося голода, высасывающего последние силы, внимательно наблюдал за происходящим. Вдруг в кругу пирующих мелькнула знакомая фигура. Сначала он подумал, что почудилось, – но нет, трудно было ошибиться, ибо такой прыти, верткости и сноровки, как у этого человека, не сыскать во всем белом свете! Да, в число празднующих тайчиутов каким-то образом втесался его побратим Джамуха. Скоро он увидел и старшего брата Джамухи, известного в степи конокрада и разбойника.