Но после этих разговоров Тэмучин, обращаясь мысленно к Богам, не забывал помолить о помощи и Сына Божьего.
Так или иначе, но хан кэрэитов жил заботами души, мало обращая внимания на страсти, которые, подобно набирающему крепость кумысу, играли в степи. По приказу Нылхай-Сангуна в первую очередь покатились головы с плеч именно тех кэрэитских тойонов, которые более всего пугали соплеменников страшной долей – жизнью под Чингисханом.
В ночь рождения Года Свиньи Нылхай-Сангун подговорил Алтана, Хучара и других заманить обманом Чингисхана к себе и убить его.
– Вы что, перепились?! – был вне себя от ярости Тогрул-хан, когда ему предложили участвовать в заговоре. – Вокруг столько врагов, а вы хотите уничтожить единственного человека, на которого можно опереться?! Дальше-то что делать будете, вы подумали?! Да и как можно допускать мысли, чтобы человека пригласить как друга, а обойтись с ним как с врагом?! Не гневите Бога!
Тогрул-хан решил, что он вразумил молодых тойонов. Но они лишь поулыбались словам старика, почитая его за выжившего из ума…
Тэмучин получил от Нылхай-Сангуна такое послание:
– Брат мой, богоподобный Чингисхан! Для всего нашего рода стать с тобой кровными родственниками было бы непомерным счастьем! Мы благодарим Богов за то, что ты соблаговолил взять жену для своего старшего сына из нашего рода. Мы согласны отдать за твоего доблестного Джучи нашу луноликую Чаур-Бэки! Приезжай к нам, мы ударим по рукам и обсудим, как нам сладить свадьбу, равной которой не было в степи!
Тэмучин не забыл слова Сангуна, сказанные им, когда впервые речь зашла о возможности породниться. Но отнесся к посланию со свойственной ему верой в разумность: одумался, мол, человек! В самых чистых побуждениях Чингисхан отправился в путь, взяв с собой десяток приближенных. По пути остановились на ночлег у старого Мунулука, отца шамана Тэп-Тэнгри, где находился и Аргас, один из лучших учителей воинского искусства.
Старик радовался прибытию великого гостя до смешного: суетился в хлопотах об ужине, стараясь сделать все празднично, с торжеством, при этом постоянно запинался и что-то ронял. Тэмучин, смеясь и подтрунивая, вдруг поймал себя на странной внутренней тревоге, даже горечи. Это чувство было знакомо ему с той поры, когда он узнал о предательстве Бэктэра. Неожиданно он отозвал старика в сторонку и выложил ему свои сомнения.
– Настораживает, что не Тогрул-хан, отец Чаур-Бэки, а ее брат Сангун приглашает тебя, чтобы ударить по рукам, – стал размышлять вслух Аргас. – Настораживает, что Сангун, который сначала был против, теперь сам напрашивается в родственники.
Помолчав, почти приказным тоном Мунулук вынес решение:
– Тебе нельзя ехать.
Тэмучин, улыбнувшись, покорно склонил голову.
Заговорщики поджидали Чингисхана в ставке Нылхай-Сангуна. Они были очень довольны собой, переглядывались, тая улыбки, наслаждаясь своей прозорливостью и хитростью. Вестовые им уже доложили, что приближаются монголы числом с десяток. Готовилось пышное угощение. А после, когда Тэмучин заснет…
– Помните, – потирая руки, напутствовал Нылхай-Сангун, – с Чингисханом надо держать ухо востро! Принимаем его, угощаем, будто мы о том только и мечтаем, чтобы выдать за его паршивого отпрыска нашу несравненную Чаур-Бэки…
– Признаемся, – заметил Хучар, – что никто из нас не сможет одолеть Чингисхана в рукопашном бою…
– Ну, это мы еще посмотрим! – вспылил Сангун.
– Смотри не смотри, – поддержал Хучара Алтан, – а лучше дело решить внезапным ударом кинжала или выстрелом в спину.
Вошел караульный:
– Прибыли Бухатай и Киртэй с поручением от Чингисхана!
– А сам он?! Он что, не приехал?!
– Его нет…
Заговорщики замерли на миг.
– Неужели догадался? – прошептал в оцепенении Хучар.
– Хитрый лис! – выдохнул Сюйкэчэй.
– Если Чингисхан опередит нас, – как приговор произнес Эббигэчий, – нам придется заглянуть в черную пасть Бога тьмы Аджарая!
– Надо опередить Чингисхана и напасть на него первыми! – поднялся Нылхай-Сангун.
– Да, сделаем так! – согласился Алтан, а за ним и все остальные.
– Но сегодня мы должны честь по чести принять Бухатая и Киртэя, – добавил Хучар, – пусть они уедут с мыслью, что мы настроены жить по-родственному.
После пирушки по случаю приезда послов Чингисхана Бухатая и Киртэя Еке-Джарен, младший брат Алтана, вернулся домой навеселе и с горделивостью сообщил своей жене: