– Если бы не твоя постоянная наука, – заговорила Ожулун, – тяжкая ноша жизни давно пригнула бы нас, поставила вровень с простыми людьми, которые более всего заботятся о куске мяса для себя, и тогда бы от нашего народа уже не осталось и следа.
– Ожулун, – улыбнулась Хайахсын, – не следовало бы тебе произносить вслух сокровенные мысли…
Старая китаянка, каждым движением выражающая рабское служение, на самом-то деле была удивительно свободным человеком.
– Ты для меня как моя тень, ты мои мысли знаешь лучше меня самой… – Ожулун посмотрела Хайахсын в глаза и, как ни пыталась следовать ее совету и не выказывать на людях своих чувств, вдруг обняла подругу и разрыдалась. – Почему не убывает вражда?! Почему война преследует моих сироток, как только они поднялись на ноги?! Доколе терпеть?!
– Поплачь, поплачь, слеза тяжелее камня, носить ее в себе надсадно, – погладила Хайахсын волосы своей седеющей госпожи, едва сама сдерживая слезы. – Поплачь, облегчи душу, а потом надо думать о судьбе твоих маленьких внуков…
Ожулун хоть и плакала, но еще раз подивилась внутренней силе Хайахсын: ей, у которой и внуков-то нет, чтобы зацепиться спасительной думой за будущее, тяжелее вдесятеро! То ли эта мысль помогла, то ли со слезами выплеснулась горечь, сделалось спокойней на душе.
Ожулун поднялась, вытерла лицо, вздохнула глубоко и улыбнулась.
– Хотун Ожулун, – приблизился, протягивая в пиале молочное архи, Хорчу, – выпей с устатку.
– Посмотри, сколько здесь женщин, Хорчу, – подхватила его бодрый тон Ожулун, – хватит тебе ждать твоих тридцати, давай тебе сосватаем хотя бы одну!
– Нет, нет, только тридцать! После победы, но все сразу! – привычно отшутился Хорчу.
Ожулун приблизилась к костру. Угостила из пиалы Духа огня, прося его благословения.
– Сегодня мой маленький внук подстрелил оленя! Это доброе предзнаменование! Пусть нам также во всем сопутствует удача!
Ожулун сидела одна у затухающего костра. Подернулись пеплом тлеющие угольки, и враз наступила темнота: здесь, в горах, светлый день сменялся черной ночью так внезапно, что казалось, будто кто-то подкрался за спиной и накинул на голову мешок! Но так же скоро и совсем низко по небу рассыпались большие яркие звезды, а прямо из-за ближайшей вершины выплывала и лила свой, зовущий ввысь к Богам, свет громадная луна. И только горные глыбы нависали мрачно, словно живые, заколдованные, таинственные великаны…
«О, Боги, Всевышние Боги, – тихо прошептали губы Ожулун, – не оставьте сынов и внуков моих…»
Здесь, вблизи неба, как на ладони становилась видной вековечная степная жизнь монголов. Маленькое, бьющееся за жизнь племя, теснимое со всех сторон врагами. С запада – найманами и сарацинами, с юга – китайцами, с востока – джирдженами. Лишь с севера остается маленькое пространство, куда и держит путь ставка. Но и на этом пути поджидает опасность – хоро и туматы…
Ожулун вдруг обнаружила, что все ее тело мелко дрожит от холода: как свет и тьма, в горах так же резко дневное тепло сменялось ночной пронизывающей стужей. Она встала, пошла… И вновь остановилась, вздрогнув от далекого, едва уловимого ухом, протяжного, вынимающего своей тоской душу изнутри, воя. «Волчица», – поняла Ожулун. И ей захотелось вдруг подхватить далекий зов, подвыть в ответ, ибо и сама она ощущала себя загнанной, уводящей от чужой своры своих детенышей матерью-волчицей…
Утром Ожулун вызвала к себе старшую невестку Борте и тойона Усун-Турууна. Хрупкая и смуглая от природы Борте, кажется, еще больше почернела и похудела, как некогда сохла Ожулун, потеряв Джэсэгэя. На людях Борте держалась с достоинством, но рядом со свекровью, у которой привыкла искать защиты, весь ее облик делался жалостливым, глаза сами собой наполнялись слезами. Сейчас она смотрела на Ожулун с единственной надеждой услышать вести с войны.
Богатырь Усун-Туруун тоже спал с лица, пощипывал седеющую бороду, будто она ему стала мешать.
– Далеко ли еще до Байхала? – спросила она его.
– Пять дней пути.
– Почти пришли, – произнесла она, словно разочарованная. – Ты ведь неплохо знаешь эти места?
– Да, я в молодости увлекался охотой на соболя, вдоль и поперек исходил лес и горы, окружающие Отец-Байхал.
– С какой стороны Байхала места менее проходимые?
– С восточной…
– Нужно разбить людей и скот на мелкие группы, рассредоточить их, чтобы запутать следы, а мы пойдем по восточной стороне Байхала, расположимся в горах, в самом укромном месте.