И уже в глубине этих построений развернул свой стан Тэмучин.
От Ная пришло сообщение, что с рассветом Кучулук повел свое войско на север и что ночью было изрядно побито найманов на южном склоне, многие из них сорвались в пропасть, и разведчики Сюбетея пускали стрелы на шум, вопли и крики, чем вызвали великое смятение и ужас среди ослепленного тьмой врага.
Тэмучин все силы бросил на добивание и преследование убегающих найманов. Их тяжело груженные арбы, брошенные на южном склоне, сползали в ущелья и пропасти гор. И зная, как опасен воин, когда у него уже нет выбора между жизнью и смертью, Тэмучин приказал постепенно снимать накал боя, давая возможность поверженному сдаваться в плен. Он отправил гонцов к Джэбэ, Чимбаю, Джурджудаю: пусть найманы бегут, пока бежится. Кони, которым нет смены, вскоре устанут. Главное – не упустить Тайан-хана. Лишь отдав эти приказы, хан приказал накрыть столы в главном сурте – сурте орду. И когда прибыли Хубулай с Джэлмэ, они были приглашены к столу. На лицах воевод не читалось ничего, кроме тревог, заботы и усталости. Где же радость победы?
– Какие новости? – спросил Тэмучин.
Хубулай ответил первым:
– С Божьей помощью боевой дух основного найманова войска сломлен. – Его лицо было неотличимо от черной глиняной маски.
– Почему же вы не радуетесь? – Тэмучин легко засмеялся и, обнимая друзей за плечи, несильными тычками стал подталкивать их к столу-сандалы, где дымились блюда с жареной кониной и потрошками. – Где ваша радость?
– Сегодня многие готовы сдаться нам, – начал Джэлмэ. – Не повторить бы прошлую ошибку… Как нам вести себя с побежденными?
– Посоветуйтесь с людьми, у которых в голове не поросло шерстью, – что они скажут. – Увидев, с какой готовностью воеводы разворачивались от сандалы к выходу, чтоб исполнить его волю, он остудил их: – Только вот еда остынет – остыньте-ка лучше вы. Садитесь за сандалы!
Правду говорят: когда забота теснит, и еда впрок не идет. Изголодавшихся военачальников теперь уже трудно было оторвать от стола.
– Как хорошо, а! – жуя, говорил Джэлмэ. – Раньше… до конца войны… не поешь горячего…
Немногословный Хубулай заурчал, выражая согласие со сказанным. В сурт вошел худой старик с бельмом на левом глазу – тойон ханского караула – и шепнул что-то Тэмучину. Тот согласно кивнул:
– Зови!
– Пусть войдет, – крикнул тойон кому-то у входа. Легким шагом в сурт вошел порученец Сюбетея. Он еще опускался на колено, но все его существо лучилось вестью о победе.
– Великий хан! Сюбетей-тойон велит передать тебе: «Я, Сюбетей-тойон, пес, посланный тобой, выполнил порученное и захватил всю ставку Тайан-хана и его самого безо всяких потерь с нашей стороны. Жду дальнейших твоих указаний».
– Это радость, – произнес Тэмучин в полнейшей тишине. – Дай я обниму тебя, Тюрген-быстрый!
– Уруй! – с трудом проглотив кусок мяса, вскричал Джэлмэ.
– Уруй! Уруй! Слава! – подхватили воеводы, вскакивая из-за стола и обнимая друг друга.
– Скачи к Сюбетею, мальчик. Пусть до моего приезда никого не подпускает к Тайан-хану. Я сказал, – произнес Тэмучин, и быстрого Тюргена как водой смыло. Сколько же сил придает человеку радость!
Пестрым лоскутом ткани Хубулай утер жирные руки и рот, чтоб сказать:
– У меня такая мысль, великий хан…
– Слушаю тебя, Хубулай…
– Нужно довести до войск, что до особого распоряжения хана нельзя ничего трогать из захваченного у найманов имущества… Что хан сам будет делить его между победителями…
Тэмучин понимал всю тонкость этого хода, но все же спросил:
– Почему же я не могу известить войска от своего имени?
– Чтобы не идти против закона предков. А он гласит, что все добытое тобой на поле брани – незыблемо твое, то есть: кто смел, тот и съел. Пусть распорядится Джэлмэ – он глава сурта совета, он большой чин во время войны! – хитро засмеялся Хубулай, поглядывая на Джэлмэ, который прикинулся незаслуженно оскорбленным, но не выдержал игры и рассмеялся:
– Давайте, давайте! Джэлмэ на все сгодится! – приговаривал он. – Но моим указом могут пренебречь… Нужна ссылка на ханскую волю!
– Да будет так! – сказал Тэмучин. – Пишите указ на китайской бумаге и доведите немедленно до войск. Я сказал!
– Ты сказал, мы услышали!