Чингисхан обвел взглядом притихшие воинские порядки – казалось, что никто не дышит, сливаясь не только с его словами, но и с дарованной им тишиной.
– …А пока считайте себя воинами, а не пленниками. До поры все назначения Тайан-хана остаются в силе. Проверим вас в деле, и если потребуется – все чины и должности пересмотрим на соответствие. Участвовать в этом предстоит обеим сторонам. Чины и должности не с неба сыплются подобно дождю, их зарабатывают многолетней службой и неустанными трудами, потому без причины они не будут отниматься. Война между нами закончена… Я сказал.
Пыль заклубилась под копытами его коня. Свита стремительно поскакала за ним. Вослед из-за клубов поднявшейся пыли доносилось:
– Уруй великому хану! За добро отплатим добром!
Пыль оседала медленно, словно пытаясь покрыть собой многолетние распри единоплеменников.
Тэмучин знал, что люди ждут отдыха, как награды за победу. Но можно ли считать победой всего лишь один военный успех? Чаша удачи качнулась в сторону монголов, но есть ли это начало Монголии, процветающей, спокойной и грозной? Как объяснить людям, что не время успокаиваться, хоть и устали; что лучше усталость вольного человека, чем праздность порабощенного, и за эту волю еще предстоит не одна схватка, не одна рана, не одна смерть…
Тойоны ждали пира и дележа славы.
Тэмучин ехал со свитой к холму, где гарцевали тойоны на отдохнувших скакунах, и понимал, что его приказ не вызовет у военачальников удовольствия. Однако он знал, что делает.
– Готовьтесь в поход! – зычно крикнул Тэмучин и во весь рост привстал на спине жеребца. – Основное войско идет за Кучулуком! Левое крыло – преследует и добивает Тохтоо-Бэки, а правое – Джамуху! Советникам приказываю начертать линии ударов по всем трем направлениям и обговорить их с тойонами-мегенеями! Тойоны арбанаи и сюняи – начинайте подготовку к отправке! Я сказал!
– Ты сказал, мы услышали! – вяло и нестройно промямлили тойоны, молча переглядываясь между собой.
– Выступаем после дневного чая! – уточнил Тэмучин, краем глаза заметив какую-то возню слева. Он неспешно повернулся и увидел, что к нему продирается конный Хасар, но торготы его не пускают, хватая за уздцы коня, а горячий Хасар направо и налево хлещет кнутом. – Эй! – крикнул Тэмучин торготам. – Пропустите его!
Хасар резко вздыбил коня, словно собираясь развернуться и ускакать, но не посмел ослушаться хана.
– Т-ты… т-т-ты нарушаешь закон степей! – топорща усы и заикаясь от ярости, произнес он, приближаясь. – Где доля воинов от добычи? К-к-как тебя п-понимать?!
– Кто делит мясо неубитого вола? Разве война окончена?
– А р-р-азве м-мы не р-р-разбили Тайан-хана?! – кривился лицом Хасар и оборачивался к людям, как бы призывая поддержать его. Но люди прятали глаза.
Тэмучин подъехал к Хасару седло в седло. Кони их встали противоходом.
– Так говоришь, мы разбили… Разбили?! – взъярился хан, сине-зеленые глаза его сделались черными. – Ну-ка, скажи мне, тойон основного войска: не ты ли преследовал уже разбитые и убегающие порядки?! Этим ты кичишься?..
– Это ты не пустил меня в прямую стычку!.. А я бы встретил найманов достойно! – прошипел Хасар и с тревогой взглянул на стоящего рядом Аччыгый-тойона, еще одного брата.
– Да, твоей вины я не ищу, но и заслуги свои не преувеличивай. Если бы не изворотливость и умение других, неизвестно, где бы мы сейчас были! Мне же ты нужен на том месте, куда я тебя поставил. И не показывай своего дурного настроения воинам, не будь дураком…
Хасар поджал в усмешке губы, сокрушенно покачал головой и, позвякивая доспехами, пустил коня ленивой рысцой: настроение его менялось быстро. Один из лучших стрелков воинства, он был горяч и отходчив.