– Но мне трудно понять: кто и кому подчиняется в вашем войске? Кто кому приказывает: сюняй сюняю?.. – искренне удивился Тэмучин. Ему казалось, что все это – лишь уловка для дураков, военная хитрость и маскировка. – Мудрено разобраться!
– Что же мудреного? – удивился и Кехсэй-Сабарах. – Ядро высших военачальников нерушимо, а в случае войны ключевые посты занимают выдвиженцы хана! Перед большой войной высокие должности занимают тойоны, уже показавшие себя, а на малых войнах – объезжается молодняк…
Тэмучин помолчал, размышляя. Он как бы примерял на себя чужие доспехи: показались тесными. И он сказал:
– Но сколько же дурных склонностей расцветает при такой расплывчатости! Наверняка среди тойонов нет согласия, и каждый старается выслужиться перед ханом, очернить другого, и злорадствует, держа в рукаве кролика, как китайский фокусник!
– Может, и так, – согласился Кехсэй-Сабарах, которого утомил непростой разговор с выдающимся воином. – Люди завистливы, если не заняты непосильным трудом…
Тэмучин почувствовал усталость собеседника. Оба замолчали, глядя на затухающие угли костра. Нелепо свистнет ночная пичуга, тихо заржут сильные кони, золотые звезды все ярче проступают и повисают недвижимо на невидимых подвесках – все жизнь. А что за ее пределами? Странные мысли навещают пожившего человека в это время, на этом пространстве между небом и землей, погруженном во тьму, у отцветшего буйным пламенем костра. Кехсэй-Сабаpax вздохнул, долго ловя воздух ртом: мешали боль в груди, тяжесть в сердце. «Великий хан, еще вчера бывший воплощением Солнца и Луны, убил себя… А я возлежу у костерка, распиваю архи с кровным врагом и думаю о том, о чем никогда и не задумывался! О, Господи Иисусе Христе, зачем ты подвесил меня между небом и землей, как остывшую звезду? Почему меня не срубил жалящий меч, почему не пронзило черное копье, не истребила звонкая стрела? Грех так думать, Господи, но плоть моя устала, а кровь заледенела в синих жилах: возьми же меня к Себе…»
Первым заговорил Тэмучин, по-прежнему глядя на рубиновые угли:
– Эхей! Не тужи, почтенный старец… Даже когда у человека отрубают конечности, то раны затягиваются, рубцуются. Сейчас ты чувствуешь себя одиноким в пустыне среди диких зверей. Я был в плену и знаю, ЧТО это. Лишь высшие силы позволили мне избежать участи быть прибитым железными гвоздями к деревянному ослу – эхей! Не такой ты старый! Вспомни: это вы, найманы, напали на меня, а не наоборот. До сих пор я ни на кого не нападал первым, но теперь решил: не буду гонимой собакой, но буду поднебесным соколом. Лучше самому быть хищником, чем ждать в темной норе, когда тебя оттуда выкурят, как суслика! Но пустой вражды единоплеменников – не хочу, и потому объявил свое желание взять вас под крыло, ради общего будущего. Я хотел бы сделать тебя советником при сурте совета – это высокая должность, и я тебе доверяю, видя, что ты не из предателей… От тебя зависит: присоединятся ли ко мне остальные или будут клевать мой затылок! А сейчас тебя отвезут обратно. Подумай над своим выбором, воин…
Трижды перекрестился Кехсэй-Сабарах, поклонился Тэмучину, а когда садился на коня, то Усунтай – тойон Тэмучина – подставил свои руки ковшиком под ногу старика, чтоб тому легче было вспрыгнуть на войлочную попону на конской спине. И это не осталось не замеченным Кехсэй-Сабарахом: сердце его умягчилось… Оно оттаяло от такого, казалось бы, пустяка…
Тэмучин был нечувствителен к мошкаре, но все же приказал Усунтаю подбросить в угасающий костер елового лапника.
Слышал Тэмучин, что северней есть племена, которые диких лошадей приручают с помощью комаров и гнуса. Гнус гонит лошадей под защиту дымокуров, туда, где люди. И умные животные выбирают меньшее из зол, преодолевая природную свою вольнолюбивость.
Так племена и народы тянутся под покровительство сильного, но не хотят смириться с уздой и обротом, разжигая в себе низменное. Гниют, как червивый орех под крепкой, как кость, скорлупой. И самый страшный червь – зависть. Она – мать предательства.
Предательство Тэмучин числил главной людской низостью, в этом люди омерзительны, а животные пред ними – благородны и небесны.
«Найманами нельзя пренебрегать, – лежа на спине с заложенными за голову руками думал Тэмучин, не в силах отвлечься от высокого напряжения мыслей. – Но чего ждать от них? Нас мало – их много, поняли ли они свое преимущество в численности? Пока они пребывают в кандалах растерянности, умы их опутаны мыслями о крахе ила. Но они всегда умели поворачивать ход любого сражения, они опытны и бесстрашны – что, если сплотятся и ударят? На кого надеяться? Хасар – небольшого ума человек, душа его мелковата. От самой малой удачи он пьянеет, разбухает, как пиявка или тот же комар, опившийся крови, но не дано жалкому существу ума понять, когда его прихлопнут. Хасар тщеславен с детства. Обойдет силки, возьмет много тарбаганов, и уже его не узнать: станет важный, как старый верблюд, а уж рта раскрыть не даст никому. Тэмучин помнил, как смеялись они с Бэктэром, своим сводным братом, над чванливым добытчиком, а Бэктэр отнимал у Хасара то рыбу, то дичь, доводя малого до исступления… Может быть, они виной тому, что Хасар, уже будучи взрослым мужчиной, все норовит утвердить себя? Нынче он пытается убедить всех, будто только под его началом можно одержать полную победу над найманами, только ему, Хасару, по плечу возглавлять основное войско… Но можно ли на него надеяться? Нет, больше надежды на старого Кехсэй-Сабараха…»