К этому он подошёл с присущей ему военной смекалкой, серьёзно и обстоятельно. В ноябре для обеспечения безопасности грядущей свадьбы в Дуаер выехал большой отряд Корсийских рыцарей. Среди них был и Эдвин. Его присутствие ничем не выдавалось: никаких геральдических знаков не было ни на нём, ни на людях, его сопровождавших. Переправившись через пролив, они сразу же направились на север.
Их проход через Вольтурингию был согласован, поэтому никаких препятствий на своём пути корсийцы не встретили. Сообщение о скором браке, ставящем точку в долгой войне, жители обеих стран приняли с воодушевлением. Бывших врагов встречали если не радушно, то, по крайней мере, без ярой враждебности. Стычки были единичны, и для обеих сторон служили больше развлечением, нежели наносили реальный вред.
В каждом крупном поселении от колонны отделялась дюжина-другая рыцарей. Это делалось для обеспечения порядка при будущем проходе кортежа герцога Корсийского, и к концу ноября лишь двадцать человек из почти двух сотен добрался до границы Дуаера. Замок графа Шарля был всего в неделе пути.
Несомненно, до него должны были доходить слухи о передвижении корсийцев, что никак не способствовало осуществлению плана Эдвина: тайно проникнуть в замок и выведать настроения, царящие в Дуаере. Именно поэтому он решил оставить своих людей на постоялом дворе в двух днях от его границы и, переодевшись странствующим наёмником, продолжил путь в одиночку.
У приближённых рыцарей Эдвина план вызвал множество возражений, но никто не посмел выказать их вслух. Не менее сложные вылазки осуществлял их командир в былые времена, и оказать ему недоверие сейчас, когда опасность представляет разве только лихой люд, было бы сродни оскорблению. Но и лихие люди вряд ли покусились бы на могучего чёрного рыцаря, чей грозный облик на полях сражений сеял панику даже среди закалённых воинов. Что уж говорить о великолепном боевом скакуне и притороченном к седлу тяжелом мече.
Двадцать седьмого ноября, в день святого Хлодвига в сопровождении одного оруженосца Эдвин выехал в сторону Дуаера.
Проведению было угодно, чтобы в тот раз до замка он так и не доехал.
Часть 2
Этой ночью он почти не спал.
Замок гудел от празднеств. Бывшие враги предавались им в полной мере. Заканчивался год, положивший конец изнурительной войне. Люди с надеждой смотрели в будущее. Никто не сомневался, что мир необходимо удержать, и завтрашняя свадьба лишь укрепляла веру в его благополучный исход. Но в душе у Эдвина мира не было.
Его миссия сорвалась. В замке он оказался всего неделю назад. Ни о каком тайном шпионаже речи больше не шло. Да и не нужен он был: проведя всего день в Дуаере, Эдвин узрел, насколько его хозяин далёк от политики и интриг. Чаяния сэра Шарля были связаны с собственным графством, с семьёй, со своим народом. Впрочем, и любая попытка вывести на приватный разговор кого-либо из местных жителей оканчивалась ничем: все они были преданы своему дому и господину. Вернее, госпоже.
То, что Эстель Левон является негласной хозяйкой замка, было ясно как божий день. Граф вдовствовал уже несколько лет, но в хозяйстве явно чувствовалась женская рука. Однако вряд ли оно находилось под присмотром нежной белокурой красавицы, коей предстала перед рыцарями Корсии младшая дочь Дуаера – леди Бланш. Если старшая сестра хотя бы вполовину была так же красива и благочестива, что и младшая, Эдвина определённо можно было поздравить с выбором.
Отсутствие привычных сквозняков, чадящих каминов, прогорклой пищи, пророщенного овса для лошадей – таков был уклад жизни в замке. Его воины шутили, что попали на небеса. Если всему этому они обязаны Эстель Левон, то жизнь Эдвина в бытовом плане может оказаться очень приятной. Правда, привыкнув за долгие военные годы к всевозможным лишениям, подобному комфорту Эдвин не предавал особого значения. Хотя и ценил.
Он знал, что его рыцари втайне делали ставки: половина была за то, что его нареченная так же хороша, как и Бланш, другая – что их господину не могло настолько крупно повести. Навязанная невеста должна оказаться если не уродливой, то, по крайней мере, обладать явным физическим недостатком. То, что старшая дочь графа за неделю ни разу и не вышла к общей трапезе, лишь укрепила их в этом мнении.