- Они наши гости! – гремел Дуаер. – Гостям в замке всегда подаётся вино!
Их занятия на замковом ристалище с каждым днём собирали всё больше зрителей. За неделю интерес к чужеземцам из осторожного перерос в нескрываемый. Мальчишки бегали за рыцарями, желая своими глазами увидеть горевшего на их груди дракона. Эдвин приказал своим людям всячески содействовать обитателям замка и стал замечать, что за обедом служанки всё чаще предлагают его воинам лучшие куски мяса, а их улыбки из вежливых постепенно превращаются в поощрительные.
Запрет относительно женщин был неслучаен. Эдвин знал своих людей и опасался, что жертвой их любвеобильных натур вполне может оказаться его Эсти. А в том, что подобная красавица привлечёт их внимание, он ни секунды не сомневался.
Расслабившись, его рыцари любили посудачить о своих победах. Слушая вечерами их разговоры, он с удовольствием отмечал, что на этот раз дальше взглядов и лёгкого флирта дело не зашло. Хотя, как и в любом замке, в Дуаере доставало охотниц до запретных ласк. К его неимоверному облегчению ни в одном из таких разговоров имя Эсти упомянуто не было.
Более того, за неделю, проведённую в замке, он так и не смог найти девушку. Расспрашивать напрямую Эдвин опасался: не хватало ещё навлечь неприятности на свою спасительницу. Прислушиваясь к разговорам в трапезных, во дворе, на конюшнях, он не слышал ничего указывающего на то, что кто-то с таким именем жил в замке. Оставалась близлежащая деревенька, но как только он в неё въезжал, местные жители в испуге прятались по домам.
Лишь раз Эдвин был близок к успеху, когда недалеко от замковой кухни его остановил невысокий паренёк и без слов протянул небольшую коробочку. Бальзам, находящийся в ней, источал знакомый травяной аромат. Мальчишка откровенно трусил, лепеча что-то про ранение отца, и когда Эдвин попытался выяснить, от кого он получил это снадобье, попросту сбежал.
Он понимал, что не из христианской добродетели парень помог ему – здесь явно чувствовался чей-то указ. Но чей и почему этот человек действовал тайным образом, оставалось загадкой. Для её разрешения надо было найти тайного посланника и всеми возможными способами вытрясти из него информацию. Но парень как сквозь землю провалился. Иногда Эдвину казалось, что он видит его краем глаза, но, оборачиваясь, он упирался взглядом либо в пустую стену, либо в толпу дворовых мальчишек, привычно бегающих за ним по пятам.
Всё это выводило его из себя. Теперь ещё и эти разговоры между его воинами о встрече с прекрасной златоглазой девой… Неудивительно, что в конце концов он сорвался.
Надо было всё-таки уйти ночевать к Рэймонду.
Когда накануне открылись замковые ворота и во двор въехали более полусотни гостей, Эдвин с облегчением обнаружил, что герцог прислушался к его советам; вместо отцовских, он в полной мере испытал радость братских объятий. Только тогда Дуаеру сообщили, что будущий зять уже неделю живёт под его крышей. Если граф и удивился, то виду не подал.
Действительно, когда тайный план Эдвина по проникновению в замок не удался, ему оставалось одно: как можно скорее попасть в Дуаер с как можно большим числом рыцарей. Если и существовал замысел нарушить мирные соглашения и навредить Корсии, своим присутствием они должны были сорвать планы заговорщиков. Именно поэтому, покинув хижину Эсти, Эдвин отправился за своими людьми.
На третий день его обратного путешествия рана снова открылась. Эдвин остановился на небольшой ферме, чей хозяин не побоялся пустить на ночь странствующего рыцаря. За оставшиеся монеты его жена заварила травы, взятые им у Эсти, перевязала ногу чистой холстиной, и на утро он снова двинулся в путь. Дороги к тому времени уже были расчищены, и довольно быстро ему удалось доехать до Бромхерста. Там Эдвин явился к наместнику замка и назвался своим настоящим именем. Страх ли перед могуществом герцога Корсийского помог ему или из уважения к собственному королю, но в замке Эдвину оказали все возможные почести. За его людьми послали, и уже на следующий день половина из них предстала пред ним, ожидая дальнейших распоряжений.
Он дал себе время восстановить силы. Местные лекари занялись его раной. И пусть они лечили Эдвина не так, как делала это маленькая целительница, но как только он почувствовал, что снова может сидеть в седле, немедленно тронулся в путь. Но даже самому себе он не смел признаться, что причиной спешки был вовсе не возможный заговор.
Каждую ночь она приходила к нему. Садилась рядом и, как в первый раз, с тревогой всматривалась в его лицо. Её необычные глаза изучали каждую его чёрточку, будто выискивая изменения, что произошли в нём за день. Удостоверившись, что всё в порядке, она с облегчением улыбалась. Он чувствовал на своих щеках её руки: тёплые, ласковые, нежные… Эдвин замирал, боясь пошевелиться и спугнуть это сладостное видение. Несколько раз Эсти склонялась и целовала его. Невинные прикосновения её горячих губ превращали его кровь в жидкое пламя. Он делал резкий вдох, втягивая в себя её дыхание. Оно было для него живительной силой, что лучше любых лекарств излечивали его тело и душу.