Однажды он шутя назвал её колдуньей. Теперь же Эдвин и не сомневался - ею она и была. Приходя во сне, Эсти окончательно привязала его к себе; заставила потерять покой. Всё его естество стремилось воплотить наяву то, что было возможно во сне. Он едва не загнал Сэма, когда во главе рыцарей мчался обратно в Дуаер.
Но и здесь ему оставалось довольствоваться лишь снами. Правда, в замке они изменились, стали более откровенными. Будто в издевательство над тем, что с каждым днём он всё ближе был к событию, которое навсегда разлучит его с героиней его грёз.
В последнем из них она лежала на его груди: разгорячённая, растрёпанная, обнажённая. Господь всемогущий, они только что занимались любовью, а он не может вспомнить ни мгновения! Его сердце неслось вскачь, как и её, рядом с собой он ощущал его ритмичный стук. Светловолосая головка неожиданно приподнялась. Довольная улыбка засияла на раскрасневшемся личике Эсти, когда она поймала его взгляд. О, да, он знал причину этой улыбки: она понимала, что он полностью в её власти. Маленькая колдунья выпотрошила его, заставив полюбить не только душу, но и тело.
Его кожа плавилась от её жара, руки тянулись в желании прижать к себе и никогда не выпускать из объятий. Вместо этого Эдвин чувствовал, как его пальцы проходят сквозь любимую. Подобно туману, она окутала его полностью, прежде чем окончательно раствориться в предрассветных сумерках. Вместе с ней растворялось и пламя, плещущееся в его венах, постепенно остывая и становясь обжигающе холодным.
Он снова терял её. Теперь уже во сне. И эта потеря была не менее болезненной, чем в жизни.
~*~
Утренний свет едва пробивался через узкие окна, прорубленные под потолком конюшни. Обычно Сэм приветствовал его, как только Эдвин входил внутрь, но сегодня его встретила тишина.
Эдвин тихонечко свистнул. Ничего.
Стараясь не шуметь, чтобы не потревожить спящих лошадей, он медленно двинулся вперёд. Стойло Сэма находилось недалеко от второго выхода, и было самым большим в этой конюшне. Отчего-то стало тревожно. Рука в перчатке непроизвольно сжалась на рукоятке меча.
Подходя к стойлу, Эдвин различил едва уловимый звук. Кто-то был с Сэмом, говорил с ним. Знакомым тихим голосом ласково звал его по имени…
В сумраке он едва различил стоящую возле коня маленькую фигурку. Сэм одобрительно фыркнул, когда тонкая белая рука погладила по его склонённой голове.
Для Эдвина эта картина оказалась сродни откровению.
Она.
Здесь.
Рядом с его конём.
Живая или видение?
На всякий случай он два раза сморгнул: видение не исчезло.
Ноги внезапно приросли к земле. Каменным идолом стоял он в тени у входа и во все глаза глядел на Эсти, ласкающую его коня.
Тоненький голосок прорвался сквозь гул в его ушах.
- Твой хозяин должен гордиться тобой.
- Он и гордится.
Девушка вздрогнула и резко обернулась на его голос.
Эдвин впервые видел её без платка. Светлые пряди свободно лежали на груди, обтянутой тем же знакомым стареньким платьем, и в сумрачном утреннем свете отливали серебром.
«Ангелы небесные, до чего же хороша!»
Он что-то сказал про Сэма. Что-то вроде того, что и в этот раз конь первым нашёл её.
- Сэм позвал меня, и я зашла поздороваться, - ответила она с лёгкой улыбкой.
«Как просто: Сэм позвал меня и я пришла! А он, Эдвин, разве не звал её? В своих снах – еженощно, в своих мечтах - ежечасно. Неужели она этого не чувствовала? Он искал её, жаждал встречи, надеялся увидеть хоть издали. А она просто зашла поздороваться с его конём, потому что, видите ли, Сэм её позвал».
Эдвин не знал, что сделать первым: накричать на Эсти или же стиснуть её в объятиях. А лучше – закинуть девушку на Сэма, взлететь в седло и умчаться с ней куда глаза глядят.
Всего несколько шагов – и вот она, совсем рядом. Можно коснуться и прижать к себе. Эдвин хорошо помнил, как она ощущалась в его объятиях.
Слишком хорошо помнил.
- Молодец, Сэм. Ты снова всё сделал правильно. – Он погладил коня, тем самым давая себе время подумать, что же делать дальше. Главная задача – не дать ей снова уйти. - А со мной ты поздороваться не хочешь?