Раздевая незнакомца, я чувствовала исходящий от него жар. Может, всё-таки лихорадка была вызвана переохлаждением? Но, когда я коснулась его правого бедра, мужчина застонал. Много времени ушло на то, чтобы аккуратно стянуть с него высокие сапоги из кожи тонкой выделки. Стало понятно, что беспокоит его именно правая нога, поэтому здесь я действовала с особой осторожностью. Верхнюю часть сапога пришлось срезать. Штанина под ней оказалась сильно натянута. Осторожно вспоров её, я увидела белое полотнище, насквозь пропитанное кровью. Похоже, незнакомец пытался сам себя перевязать. Я немедленно разрезала заскорузлую ткань. То, что я увидела под ней, заставило меня содрогнуться: бедро несчастного было разорвано от основания до колена, вспахано, будто влажная земля бороной. Края раны были припухшими и красными. Издавая ужасный запах, она сочилась желтовато-зеленой жижей.
Баламут чуть слышно завыл. Я еле удержалась, чтобы не сделать то же самое.
Однажды я уже видела подобное ранение, когда на одного из охотников из южных лесов напал дикий вепрь. Его привезли к Жакобу, но спасти так и не успели. Дядюшка лишь облегчил участь умиравшего, дав ему маковый отвар, погрузивший несчастного в забытьё. Похоже, лежавшего передо мной незнакомца ждала та же участь. Преисполненная жалости, я впервые заглянула ему в лицо.
Сжигаемый лихорадкой и болью, мужчина оставался ошеломляюще красив. Чёрные спутанные волосы налипли на широкий лоб и в отблеске свечей отливали синевой. Черты лица заострились, но четко очерченные скулы, прямой нос и квадратный, заросший тёмной щетиной подбородок говорили о силе характера. Это был воин. Рельеф его мощных мышц на руках и торсе не могла скрыть обычная одежда. В плечах он был гораздо шире, чем все виданные мною рыцари. Стягивая раненого с коня, я увидела меч и ни за что на свете не смогла бы поднять его даже обеими руками.
Несправедливо будет, если этот человек - воплощение мужественности и благородства - сделает свой последний вздох на полу в богом забытой лесной сторожке. От жалости к нему на глаза навернулись слёзы.
Подошёл Баламут. Сев рядом со мной, он ткнулся мокрым носом в мою руку, таким образом поддерживая меня.
- Да, братец, знаю, - прошептала я обречённо. - Он умирает. Пусть Матерь Божья смилостивится над ним, и скорый переход в царствие небесное облегчит его страдания.
Словно услышав мои слова, раненый открыл глаза. Справившись с первым потрясением, я подползла ближе и склонилась над его лицом.
Никогда ещё я не видела таких глаз. Тёмно-синие, как небо перед утренней зарёй; глубокие, как лесное озеро. Даже замутнённые болью, они притягивали к себе взор.
- Кто ты, воин? Что приключилось с тобой?
Его глаза невидяще смотрели сквозь меня. Неужели он так и умрёт, безымянным, и я даже не смогу упоминать его имя в своих молитвах.
- Где я? – прошелестели сухие губы.
- Недалеко от Дуаерского замка. Кто напал на тебя?
- Вепрь. Одинец. - На выдохе мужчина произносил по одному слову. - Сэм увернулся. Я – нет. – Густые чёрные брови вдруг нахмурились. Раненый начал беспокойно шарить глазами: – Где Сэм?
- Твой конь?
- Да. Сэм.
- Не волнуйся. С ним всё в порядке.
- Позаботься о нём.
На место горечи и скорби внезапно пришла злость: ну почему мужчины такие глупцы?!
Не о себе позаботиться он просил, а о своём коне!
– Кто ты? – вскричала я. - Назови своё имя!
Но он уже закрыл глаза и погрузился в спасительное беспамятство.
Вскочив на ноги, я посмотрела на Баламута:
- Чёрта с два я позволю ему умереть в нашем доме. Жакоб никогда не поймёт, если мы не попытаемся его спасти.
Перво-наперво необходимо было промыть рану. Натопив снега, я поставила на огонь медную бадью. Пока вода грелась, я раздела раненого. Я стянула с него всё, стыдливо оставив брэ и шоссы, которые, правда, пришлось обрезать. На рану я старалась не смотреть.
Надо было переложить мужчину на постель. Это заняло много времени и отняло у меня практически весь остаток сил. Одно утешало: во время моих неловких манипуляций с его телом несчастный оставался без сознания.
Лежанки Жакоба едва хватило для его роста. Я положила его под углом, чтобы правая нога полностью на ней поместилась.
Рану я промывала долго и тщательно. Там, где она уже затянулась, мне пришлось заново её вскрывать. Дождавшись, когда выступившая из неё кровь снова станет ярко-красной, я приступила к изготовлению лекарств. Сначала измельчила ножом стебли горькой полыни и донника, которые должны были снять воспаление, потом добавила в смесь тысячелистник, призванный останавливать кровь. К отвару, приготовленному из этой смеси, я добавила половину пузырька сока крапивы и несколько раз снова промыла рану. Оставшуюся же кашицу я заложила внутрь. Нужно было только перевязать ногу, что я и сделала, разорвав свою запасную рубашку.