– А чем он теперь занимается? Вы по нему не скучаете?
– Конечно, скучаю. Но он не хотел, чтобы я за ним ухаживала. Гордость не
позволила. В нашей жизни все изменилось, когда он заболел. И не только поэтому.
Знаете, жизнь иногда бывает безжалостна, и даже если ты любишь человека,
прошлого не вернуть. Три года назад он купил парусную яхту и теперь проводит на
ней большую часть года. А живет он постоянно в Лондоне, летает в Бостон на
лечение, периодически наезжает в Нью-Йорк. Ему все труднее передвигаться без
посторонней помощи. На яхте все проще. Там его опекает команда. Сегодня он как
раз улетел на Карибы.
– Грустная история, – посочувствовал Финн. Он не понимал, как Пол мог отпустить
от себя такую женщину, как Хоуп. И по тому, как она говорила, было ясно, что она
все еще любит своего бывшего мужа и ей не безразлична его судьба. – Здоровый
человек такой жизни мог бы только позавидовать, но, когда ты болен, ничто уже не
радует.
– Это верно, – согласилась Хоуп. – В Гарварде он включен в экспериментальную
программу по лечению болезни Паркинсона, и до недавнего времени все вроде бы шло
неплохо.
– А сейчас?
– Хуже. – Она не стала вдаваться в детали, и Финн молча кивнул.
– А как живете вы, когда не сбегаете в Тибет или в Индию и не живете в
монастырях? – Он улыбался, задавая этот вопрос. Бокалы у обоих были уже пусты.
– Я живу в Нью-Йорке. По работе приходится много ездить. А в свободное время
уезжаю на мыс Кейп-Код, но это случается нечасто. По большей части мотаюсь по
миру и фотографирую. Либо работаю с музеями, готовлю выставки.
– А почему Кейп-Код?
– Там дом моих родителей. В детстве меня вывозили туда на лето, я обожаю это
место. Это в Веллфлите, симпатичном и сонном городишке. Ничего особенного или
фешенебельного. Простой летний дом, но меня он устраивает, мне там легко дышится.
А какой изумительный вид на океан! Когда мы поженились, то на лето переселялись
туда. Мы тогда в Бостоне жили. А два года назад я перебралась в Нью-Йорк. Там у
меня замечательный лофт, в Сохо.
– И с кем вы живете?
– Меня устраивает нынешнее положение дел. Как и в вашем случае, могу сказать,
что жить с фотографом, которого никогда не бывает дома, не всякий захочет. Зато
теперь я могу делать много такого, чего никогда не позволяла себе, будучи
замужем. Я мотаюсь по всему свету, можно сказать – живу на чемоданах. В каком то
смысле моя ситуация противоположна вашей, я не сижу дома безвылазно за
письменным столом, но вряд ли кому понравится жена, которая вечно не бывает дома
и которая ничего, кроме своей работы, не видит. Я, правда, никогда не считала
это эгоизмом, – припомнила она слова Финна, – но, пожалуй, вы правы, это эгоизм.
Теперь я ни перед кем не отчитываюсь и никому ничем не обязана. Могу быть там,
где хочу. – Он слушал и согласно кивал. Заказали еду. Оба решили взять на ужин
пасту и обойтись без первого. Они с удовольствием беседовали, а Финн особенно
оживился, когда стал рассказывать о своем ирландском особняке. Чувствовалось,
что он испытывает нежные чувства к родовому гнезду, которое для него так много
значит. Этот дом был частью истории его семьи, неразрывно связанной с его жизнью
и дорогой его сердцу.
– Вы непременно должны как нибудь приехать ко мне и увидеть его своими глазами!
– воскликнул он. Хоуп не стала возражать.
– А в какой области медицины работал ваш отец? – спросила она, с аппетитом
поглощая пасту, не обманувшую ожиданий. Она помнила, что здесь всегда вкусно
кормили, но сегодняшний ужин был выше всяких похвал.
– Терапия. Дед у меня был землевладельцем в Ирландии и больше, по сути, ничем не
занимался. А отец привык трудиться, он учился в Штатах. Потом вернулся в
Ирландию, женился на моей матери и увез ее с собой за океан. Но она так и не
сумела привыкнуть к жизни вдали от Ирландии. Она умерла довольно рано, отец
ненамного ее пережил. Я тогда еще был студентом. Родители и заразили меня
Ирландией. А тот факт, что они были ирландцы, значительно облегчил мне получение
ирландского гражданства, когда я на это решился.
С точки зрения налогов мне был прямой резон отказаться от американского
гражданства. Трудно устоять, если знаешь, что в Ирландии писатели освобождены от
подоходного налога. Для меня это оказалось решающим фактором, особенно когда
книги стали выходить большими тиражами и хорошо раскупаться. А теперь, вернув
себе дом предков, я, надо думать, осел здесь навсегда, хотя Майкла мне вряд ли
удастся уговорить переехать. После диплома он хочет делать карьеру в сфере
высоких технологий, и, хотя в Дублине тоже есть такие возможности, он твердо
решил пробиваться в Силиконовой долине либо в Бостоне. Типичный американский
ребенок! Пускай ищет свое место в жизни. Не хочу вмешиваться, хотя я ужасно
скучаю без него. Может, со временем он передумает и вслед за мной переберется в
Ирландию. Все таки зов крови… Я был бы только рад, но он пока об этом и слышать
не хочет.
Финна тянуло спросить, почему у Хоуп нет детей, но он не решался. Может, муж был
чересчур занят своей карьерой, а она ему не перечила. С ее мягкостью и
предупредительностью это легко себе представить, хотя теперь она превратилась в
женщину, целиком поглощенную собственной карьерой. И все таки, как она сказала,
они были женаты двадцать один год…
В разговорах о жизни, о художественных пристрастиях и интересах вечер прошел
незаметно, и оба были даже огорчены, когда настало время покидать этот уютный
ресторан. Хоуп еще позволила себе десерт и шоколад, которыми тоже славился «Хэррис».
А Финн признался, что раньше, когда курение еще было разрешено, его здесь всегда
терзало искушение стащить фирменную цветную пепельницу венецианского стекла.
Хоуп представила себе, как известный писатель украдкой запихивает красивую
пепельницу в карман элегантного синего костюма, и расхохоталась. С трудом
верилось, что он на такое способен, хотя искушение наверняка было велико. Ей
тоже всегда нравились эти пепельницы. А теперь они стали коллекционными
раритетами.
После ужина Финн повез ее назад, в отель, но на середине пути вдруг притормозил.
– А можно пригласить вас выпить еще по стаканчику? Вы же не уедете из Лондона,
не побывав в «Аннабелс», тем более перед Рождеством. Вот где жизнь! – предложил
он с надеждой во взгляде, и Хоуп хотела было отказаться, но пощадила его чувства.
Она устала, но на один стаканчик ее еще хватило бы. Общение с Финном доставило
ей удовольствие, она уже давно так чудесно не проводила вечер, да и когда еще
доведется? В Нью-Йорке она живет отшельницей, по ночным клубам и ресторанам не
ходит, а приглашения от таких красавцев, как Финн, забыла когда и получала.
– Ну хорошо, разве что по стаканчику, – согласилась Хоуп. «Аннабелс» встретил их
оживленным гулом. Жизнь, как и говорил Финн, била здесь ключом. Они сели за
стойкой, выпили по два бокала шампанского, и, прежде чем уехать, он пригласил ее
потанцевать, после чего наконец отвез в «Клэриджес». Вечер прошел чудесно, оба
остались довольны. Он получил удовольствие от общения, ей его общество тоже было
приятно.
– После такого вечера невольно задаешься вопросом: что я там делаю в Ирландии, в
гордом одиночестве? Вы заставили меня пожалеть, что я уехал, – проговорил Финн
по дороге в отель. Он заглушил двигатель и повернулся к ней. – Кажется, сегодня
я понял, что скучаю по Лондону. Все таки редко я здесь бываю. Впрочем, вы все
равно не здесь, а значит, эффект был бы не тот. – Хоуп рассмеялась в ответ. Ей
импонировало его мальчишество, а вот утонченность несколько пугала. От такого