Леди Марша взглянула на него поверх тюка материи. Увидев его, мгновенно залилась краской.
Их глаза встретились, и его пронзила боль. Ностальгия! Несомненно, все дело в ней. Она напомнила ему о тех трудных днях, когда он только что получил титул и обязанности графа. Тогда казалось, что на его плечи обрушилась вся тяжесть этого мира.
Леди Марша была ярким пятном его воспоминаний, разве нет? Дункан понял это лишь сейчас. Пряди золотых, как солнце, волос, а под ними живые глаза цвета средиземноморской волны.
Она была точно сияющий летний полдень.
Ее простое платье, какое не встретить на светской леди столь высокого положения, не отвлекало внимания от ее красоты, хотя он не мог не отметить, что при всей своей скромности наряд был сшит по последней моде. Та девушка из прошлого, на свадьбе в Дублине, одевалась модно, с таким изяществом и роскошью, что подружки-ровесницы порхали вокруг нее, словно она была королева фей, а они – ее служанки.
Теперь же на шелковой шляпке не было ни оборок, ни цветов. Платье отличал прекрасный крой, но его неопределенный соломенный цвет нисколько не соответствовал нежному румянцу личика «английской розы». Поверх платья на девушке был спенсер, застегнутый по самую шею, и Дункан был готов спорить, что именно этот спенсер она вешала на крючок у двери черного хода на случай, если придется быстро накинуть его, чтобы сбегать на огород.
– Добрый день, – начал он, приподнимая шляпу.
– Прошу прощения, – сказала она, не давая ему закончить фразу, и попятилась, чуть не опрокинув портновский манекен.
Манекен угрожающе наклонился, и она схватила его дрожащими руками, чтобы поставить прямо.
Он мог бы поклясться, что Марша выругалась сквозь зубы. Но она быстро пришла в себя, подхватила юбки и решительно направилась к выходу из магазина, взглянув на него украдкой.
Дункан сохранял невозмутимое выражение лица, но приходится признать – ей всегда удавалось его рассмешить. И дело не в манекене, а вообще в манере себя вести. Она всегда была настоящей, даже если бы попыталась казаться фальшивой. И это ему в ней очень нравилось.
В ее глазах блеснуло нечто, весьма смахивающее на досаду, когда она распахнула дверь и выскочила на улицу.
Он вернул шляпу на место и пошел за ней, не обращая внимания на трех модно одетых дам, посетительниц магазина, которые наблюдали за ними с нескрываемым любопытством.
– Леди Марша! – крикнул он на всю улицу, как десятилетний мальчишка, который зовет подружку поиграть.
Ее сопровождала горничная, которая отступила назад, когда леди Марша остановилась – похоже, весьма неохотно – и обернулась к нему:
– Да?
– Вы, верно, не узнали меня, – сказал он. – Я лорд Чедвик. Мы с вами вместе путешествовали в Дублин, на свадьбу.
В том числе совершили то незабываемое плавание по Ирландскому морю.
– Мой брат, – осмелился он сказать, – Финниан Латтимор.
Прошла группа рабочих, груженных щетками и ведрами, и на миг он потерял ее из виду.
Когда он увидел Маршу снова, ее лицо было непроницаемо.
– Я помню, – сказала она. – Боюсь, мне пора идти. – Она дернула плечом куда-то в сторону севера. – Я спешу.
И деловито зашагала прочь, словно путешественник, вооруженный исключительно чувствительным компасом, курсу которого стоит неукоснительно следовать, чтобы до ночи или найти убежище – или умереть.
Ему было крайне неприятно признаваться самому себе, что он глубоко уязвлен тем, как она от него отделалась. Ну да, у нее был мимолетный, головокружительный роман с его братом, но кто не испытывал увлечений юности с последующим крушением любовных надежд?
Он все же думал, что эти же самые несколько недель путешествия в ее обществе и обществе Финна, включая и тот ужасный день, когда отвалилось колесо кареты, а он – не будет ли слишком смелым заявить? – почти что подвиг совершил, чтобы избавить всех от этого крайне неприятного положения, чего-нибудь да стоят. Пусть не дружеской беседы, так хотя бы простой учтивости.
Разумеется, все это случилось годы назад. Много утекло той пресловутой воды. Не станет он терзаться ни тем, ни этим. Есть настоящее, а девушка прехорошенькая. Она его интригует.
А ему скучно. Впрочем, до сего момента он этого не понимал.
Исполнившись нового воодушевления, он нагнал ее. Она бросила на него косой взгляд, продолжая шагать в неизвестном направлении.
– Я не видел вас в Лондоне, – сказал Дункан как ни в чем не бывало. – Я наезжаю в столицу не так часто, как хотелось бы, так что новости большей частью проходят мимо моих ушей. Простите, если я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что вы не бываете в свете, и многие джентльмены тоскуют по вашему обществу. Неужели вы здесь, чтобы наконец заблистать, как алмаз чистой воды?
– Вовсе нет. Но благодарю за комплимент. – Она была недоступна, как звезда. Спокойное, непроницаемое выражение лица.
Вежливые слова – и ничего больше.
Умеренное любопытство грозило перейти в открытое восхищение.
– Много лет прошло с тех пор, как мы беседовали с вами в последний раз.
– Именно так.
Какое самообладание. В репертуаре юной девушки этого не было. Ему вдруг захотелось вернуть ту девушку. Очень захотелось.
– Когда-то давно, стоя на носу корабля, вы дали обещание, – сказал он. – Я должен знать, сбылось ли оно, нашли ли вы идеальную…
– Вы будете счастливы услышать, – перебила она, вздернув подбородок, – что я, как и вы, научилась быть более сдержанной в чувствах. Идеальной любви нет. И нет идеальной жизни. Но я прекрасно с этим живу. По правде говоря, меня это вполне устраивает. До свидания, сэр.
Невидимый компас повелел ей немедленно броситься прямо в гущу уличной толкотни, где ей удавалось лавировать с превеликой ловкостью, избегая столкновений. А вот горничная, пронзительно взвизгнув, должна была схватиться за подол спенсера хозяйки, чтобы не потеряться. Очутившись на противоположной стороне улицы, леди Марша уверенно продолжала путь, в то время как горничная, с побледневшим лицом, трусила сзади.
Дункан сам не знал, зачем это сделал, но он снова бросился следом за ней, задержавшись лишь затем, чтобы пропустить молочницу, которая несла два налитых до самых краев ведра.
– Если возможно, я бы заглянул к вам завтра, – сказал он леди Марше, поравнявшись с ней.
Она и не посмотрела на него.
– Я живу не в Лондоне. Но благодарю вас.
Он взял ее за локоть.
– Прошу вас, уделите мне еще минутку.
Она резко остановилась и взглянула на него. Глаза ее не выражали ничего. То есть совсем ничего.
Когда она успела выучиться этому приему? И зачем? Единственным признаком, по которому он мог заключить, что ей не все равно, был румянец на щеках.
– Я помню, какая вы были на том пакетботе, – сказал он, надеясь пробиться сквозь невидимую стену, что встала между ними. – Вы были точно Жанна д’Арк. Или Афина, богиня-воительница.
– Я стала взрослой. – Она снова двинулась в путь уверенным и широким шагом. – Я приехала в Лондон лишь потому, что леди Эннис потребовала шелковые зеленые платья для девочек из хора. Я взяла образцы.
Дункан разочарованно вздохнул:
– Вижу, вы намерены и дальше вести жизнь деловой женщины.
– Именно так. У меня мало времени.
– Расскажите мне суть, прошу вас.
Вздохнув, она продолжала путь.
– Я закончила учебу в моем пансионе в Суррее и, вместо того чтобы провести сезон в Лондоне, осталась там учительствовать. Теперь я занимаю пост директрисы.
– Директрисы? В вашем юном возрасте? Хотя, признаюсь, я не очень удивлен. Вы могли бы задавать тон в светском обществе. Однако вы предпочли возглавить школу. Это прекрасно.
Она искоса бросила на него взгляд.
– Рада, что вы так думаете. За одну ночь я из дебютантки превратилась в синий чулок. В нашем утонченном обществе – хотя оно и кажется безумным – это не приветствуется. А теперь мне действительно пора идти.
– Что ж, хорошо. Вы знаете, что я желаю вам добра. Позвольте мне вас навестить, если снова будете в Лондоне.
– Не трудитесь, прошу вас, – ответила она с деланной легкостью. – Много лет назад, когда мы были в одной компании, вы почти не обращали на меня внимания. И это положение дел меня вполне устраивает. Это правда, поверьте. – И одарила его учтивой улыбкой.