Как и прежде боль утраты была невыносима. Ока жаждала его, изо всех сил стремилась к нему. Ей так не хватало его — в доме, за столом, в постели. О, боже, особенно в постели!
Куда он мог уйти, с кем мог быть сейчас? Она просто не могла больше об этом думать. Кэрри старалась не вспоминать их последнюю ссору и последовавший за ней разрыв. Малейшее воспоминание о ней вызывало в душе горечь и боль и кончалось всегда одинаково — слезами. Лео был не из тех мужчин, которые долго могут жить без женщин, а Анжелика была необыкновенно красива.
«Ну и пусть! Пусть остается с ней, — упрямо твердила себе Кэрри. — Мне без него намного лучше.»
Иногда ей почти удавалось убедить себя в этом. Как ни любила его Кэрри, как ни тосковала по его ласкам, как ни нуждалась в его умении разжечь в ней огонь желания и утолить ею, тем не менее она не могла не признаться себе в том, что иногда поведение Лео вызывало у нее тревожные предчувствия. Порой ей казалось, что под маской благожелательности скрывается иной человек, непредсказуемый и так ею и не понятый. Человек, которого она совершенно не знает, который может быть жесток и беспощаден. И какие бы объяснения его поведению Кэрри не находила, как бы ни старалась его оправдать, она впервые призналась себе в том, что он пугал ее. Конечно, ей будет без него лучше. Но она по-прежнему плакала.
Долгие часы Кэрри проводила в саду, работая от темна и до темна, занимаясь тяжелой мужской работой, сознательно изнуряя себя, чтобы потом свалиться без сил и уснуть хотя бы на пару часов. Ее молодые работники были искренне озабочены непонятным рвением своей хозяйки. «Сеньора не должна поднимать тяжелые камни, таскать бревна, копать каменистую почву. Сеньора не должна быть так долго на солнце.» Но сеньора только качала головой, с улыбкой благодаря их за заботу, и не обращала внимания на советы. Сеньора испортила себе руки и надорвала спину. Сеньора обгорела под палящими лучами солнца, а когда наступали сумерки, засиживалась допоздна при свете лампы, изучая бабушкины планы переустройства сада и делая пометки.
Но несмотря на усталость, Кэрри спала лишь по два-три часа в сутки. Она похудела и осунулась.
Фактически превратив себя в затворницу, Кэрри совсем перестала появляться в Багни. С одной стороны — ей было бы нестерпимо видеть Лео и Анжелику вместе, с другой — все деревни похожи одна на другую, когда дело касается сплетен и пересудов. Ей пришлось бы ловить на себе понимающие и сочувствующие взгляды. Кэрри всячески стремилась избежать этого. За продуктами теперь ходила Изабелла, она же навещала Мерайю, передавая от Кэрри небольшие подарки или деньги. Если Мерайя и просила что-нибудь передать ей на словах, Кэрри никогда об этом не слышала, поскольку Изабелла не говорила по-английски, а Мерайя не умела писать.
В первые две недели после ухода Лео дважды наведывалась Мэри Уэббер. И в обоих случаях Кэрри панически спасалась бегством, скрываясь от нее в саду. Изабелла отвечала, что хозяйки нет дома. К огромному облегчению Кэрри, у этой женщины хватило ума понять намек, и больше она не появлялась.
Прошло пять невыносимо долгих недель. Пять недель, в течение которых она пыталась примириться с мыслью, что никогда больше не увидит Лео.
Однажды Кэрри, взмокшая от работы в саду, вошла в дом выпить чашку чая и увидела на кухонном столе аккуратно сложенную записку.
Почерк Лео. Она узнала бы его везде.
Она стояла некоторое время, как вкопанная, не в силах сдвинуться с места, и глядела на клочок бумаги, прежде чем протянула к нему исцарапанную, грязную руку. Записка была короткой и грубой.
«Я в Сан-Марко. Если хочешь меня, приходи. Буду ждать до вечера. Не позже.»
Она подняла голову. Если хочешь меня, приходи.
Потом рухнула на стул и закрыла лицо руками.
Если хочешь меня, приходи.
Даже с закрытыми глазами она ясно представила себе его смеющееся лицо. Увидела, как он смотрит на нее, прищурив глаза, в желании обладать ею. Увидела, как он наклоняет голову, чтобы закурить сигарету, и его лицо освещается пламенем, и этот его характерный жест, когда он откидывает волосы со лба.
Если она хочет его?
Буду ждать до вечера. Не позже.
Странно, но часть ее сознания упрямо боролась с подсознательным стремлением броситься к нему немедленно. «Подумай, — спрашивала себя Кэрри. — Чего же ты все-таки хочешь?»
«Лео! — отвечала она себе же. — Я хочу Лео».
Сан-Марко находился в десяти минутах ходьбы от виллы. Полдень был тихим и жарким. Резко, раздражая слух, стрекотали цикады. Из-под ног Кэрри поднималась пыль… В теплом воздухе витал густой аромат розмарина и тимьяна. Сквозь деревья внизу прогладывали крыши домов. Небо, такое яркое, что резало глаза, напоминало раскаленную добела кованую из металла гигантскую чашу.