Наверное, уже можно было бы и остановиться, но Локи, чуть помедлив, всё же спросил:
— Хочешь ещё что-нибудь рассказать?
— Чем больше, тем лучше, так? — уточнила девушка, не открывая глаз.
— Не всегда. Помнишь ведь, что я говорил о воспоминаниях? — Люси кивнула. — Но у тебя пока всё идёт хорошо, — Ангел снова посмотрел на свою руку. Из ладони тянулись тонкие, матово поблескивающие, словно стальные, нити. Странно, но раньше они казались ему теплее, ярче. Почти живыми. Настоящими. Эти ниточки были не просто воспоминаниями.
Всё, что проживает человек — события, эмоции, мысли — проходя через его душу и сердце, оставляют там свой след, откладываясь в памяти мозаичными осколками, из которых можно при желании сложить картины прошлого. Но разве, коснувшись воды, мы останемся сухими? Кожа так или иначе станет влажной, покрывшись тонкой плёнкой соединённых между собой молекул водорода и кислорода. Немного жидкости крупными каплями скатится вниз или разлетится в разные стороны, если человек не захочет спокойно стоять и отряхнётся. От остатков влаги легко избавиться при помощи полотенца. И всё же малая толика этих самых молекул не покинет его тела, впитавшись, проникнув под кожу и став частью организма.
Человек не запоминает всего, происходящего с ним. Многое растворяется в водовороте жизни за ненадобностью, вытесняется более ярким и значимым. Но то, что остаётся, по праву может считаться уже чем-то большим, нежели рядовыми воспоминаниями о просмотренном накануне фильме или случайно услышанном разговоре. Это — уже часть самого человека, как рука, глаз или сердце, пусть и не столь видимое. Поэтому терять их особенно болезненно.
Нет, Локи не забыл событий и лиц — память была почти идеальной и, кажется, с каждым днём лишь сильнее проявляла картинки прошлого. Терялось нечто совсем другое, гораздо более важное и однозначно невосполнимое, то, чем была через край полна эта девочка, что сидела рядом с ним на скамейке. Человечность. Наверное, только сейчас, смотря на свою новую подопечную, он смог дать название тому качеству, что медленно, но неотвратимо покидало его, как пресловутая вода сквозь пальцы. Эта потеря ничем особым не грозила ему, кроме одного — превратиться со временем в бесстрастного Божьего посланника, не испытывающего ни любви, ни ненависти, что печальными глазами смотрел на него с фресок в Соборе, куда матушка водила маленького Локи по воскресеньям. Бестелесного и бесчувственного.
Не слишком ли высока цена? Ответ напрашивался сам собой. Для него — чересчур. Поэтому Люси будет последней. Потом он уйдёт, чтобы сохранить хотя бы жалкие крохи того, что пока ещё — слегка раздражающе и почти неощутимо — скреблось где-то за грудиной.
Ангел резко сжал руку в кулак, заставив нити рассыпаться серыми, похожими на пепел, хлопьями, и спокойно напомнил:
— Время идёт. Если ты хотела что-то рассказать, поторопись.
— Да, совсем немного… — прошелестело сбоку. Локи убрал руки в карманы и откинулся на спинку скамейки. Пожалуй, и в самом деле пора заканчивать, у них ещё много работы…
***
Утро выдалось тёплым и солнечным. И необычайно одиноким — вторая половина скромного ложа, на которой ночью спал её розововолосый соблазнитель (хотя кто кого на самом деле вчера соблазнял, сказать сложно), была пуста. Да и вообще в комнате не было ничего, что указывало бы на наличие в квартире постороннего: ни наручных часов Нацу на прикроватной тумбочке, ни его футболки на спинке стула, ни даже короткой записки, в спешке черкнутой на клочке бумаги. Люси попробовала убедить себя, что для столь скорого и полного исчезновения Драгнила могут быть вполне обоснованные причины — он деловой человек, а бизнес и сопутствующие ему обязательные элементы вроде встреч, контрактов и прочего, и прочего никто не отменял, да и найти теперь друг друга им не составит труда. Но в глазах всё равно неприятно защипало, и Хартфилия поспешила спрятать лицо в подушку и укрыться с головой одеялом, чтобы не омрачить и без того грустное утро ещё больше.
Именно поэтому она и не услышала, как скрипнула дверь, прошаркали по полу чьи-то босые ступни и тихо звякнула фарфоровая чашка. Зато довольно отчётливо почувствовала, что её ухватили за ногу.
— Доброе утро!
Люси подскочила на постели, резко отбросив в сторону одеяло:
— Нацу?!
— Осторожнее! — предупредил он, присаживаясь на край кровати. — Иначе мы останемся голодными.
— Ты… Где ты был?
— Завтрак готовил, — Драгнил аккуратно пристроил на её коленях поднос с посудой. — Повар из меня так себе, но уж кофе и тосты я всё же состряпать могу. Ешь, пока не остыло.
— Я думала… — Хартфилия смущённо заправила за ухо прядку.
— Что я ушёл, не сказав даже элементарного «Спасибо» за прекрасную ночь? — закончил за неё молодой человек.
— Прям уж такую и прекрасную? — щёки запылали — то ли от стыда за плохие мысли, то ли от смущения из-за полученного комплимента.
— Да, — Нацу не стал приводить тридцать три причины, почему он считает так, а не иначе, просто сказал это короткое «Да», спокойно и веско, одним им рассеивая все сомнения. Люси не могла не улыбнуться в ответ и потянулась к поджаренному кусочку хлеба с шоколадной пастой. Драгнил последовал её примеру.
Минут десять они ели молча, полностью поглощённые нехитрым завтраком, но, решив взять ещё один тост, девушка случайно подняла глаза, да так и замерла под пристальным взглядом своего утреннего сотрапезника.
— Что?.. — испуганно выдохнула она.
— Не шевелись, — негромко предупредил молодой человек, тяжело сглатывая.
— Нацу…
— Не ше-ве-лись… — повторил он по слогам, придвигаясь ближе. Его намерения стали ясны через мгновение: Драгнил наклонился и поцеловал её. Люси тут же ответила — жадно, нетерпеливо, словно только этого и ждала всё утро, едва не застонав от разочарования и обиды, когда Нацу оторвался от неё, желая объяснить причину своего поведения. — У тебя на губе был шоколад. И это выглядело чертовски соблазнительно. Я просто не устоял.
Какой рогатый подтолкнул её под руку? Макнуть палец в пасту на тосте и мазнуть ею по губам сидящего напротив молодого человека — дело пары секунд.
— Ты прав — это безумно эротично.
Звон опрокинутой на постель и летящей на пол посуды они уже не услышали. А вот весьма ощутимый запах гари, доносившийся с кухни, проигнорировать было очень сложно…
***
— В общем, потом нам пришлось покупать новые чашки и сковороду, потому что первые разбились, а вторую Нацу забыл снять с плиты, и к использованию по назначению она уже не годилась, — закончила свой рассказ Люси. Ангел чуть слышно хмыкнул: неплохое вышло утро. Уж чего-чего, а скучать этой парочке точно не приходилось. — Знаешь, я бы хотела уже… Мамочки… — Локи резко повернулся к своей подопечной и с трудом сдержался, чтобы не выругаться вслух. Он так надеялся, что этого не произойдёт… — Что это?
Ангел раздражённо цокнул языком, поднялся и, подойдя ближе, присел на корточки, внимательно рассматривая тянущиеся от девушки нити. Они по-прежнему были сильные и искрящиеся, но теперь их плотно обвивала ещё одна — бурая, похожая на толстый волосяной жгут. Осторожно протянул руку, но дотрагиваться не стал. Во-первых, не его это дело, с подобными «сюрпризами» разбираться, а, во-вторых, стоило лишь немного приблизить ладонь, и кожу зажгло, словно на неё плеснули кислотой. Значит, придётся задержаться на этой скамейке чуть дольше…
— К сожалению, не все наши воспоминания бывают приятными, — медленно, тщательно подбирая слова, начал говорить он. — Прежде всего потому, что человеческая жизнь не состоит лишь из счастливых моментов. Люди сталкиваются и с болью, которая, хотят они того или нет, тоже оседает в памяти. Ненависть, раздражение, злость, обида… Если человек смог побороть в себе эти чувства, воспоминания о них, хоть и остаются, но уже не причиняют вреда. В противном случае мы получаем это, — Локи кивнул на нити и спросил, глядя девушке в глаза: — За что ты до сих пор сердишься на него, Люси?