— Я не могу без тебя, Люси…
Ноги подкосились, дышать стало трудно, будто кто-то ударил со всего размаха в грудь, к которой она через мгновение прижала взлохмаченную розововолосую макушку. Потом Люси заставила себя встать, потянула за руку Драгнила, принуждая и его подняться и войти вместе с ней в квартиру. Заперев дверь и включив свет, она, наконец-то, смогла его как следует рассмотреть: осунувшееся бледное лицо, запавшие, потерявшие блеск глаза, мятая одежда, потерянный вид… Как больно было видеть его таким!..
— Ты голоден? — Нацу равнодушно пожал плечами. — Когда ты ел в последний раз?
— Не помню…
Люси подтолкнула его к ванной комнате, наказав мыть руки, а потом идти на кухню. Драгнил безропотно делал всё, что она говорила, двигаясь, словно робот: съел разогретый ужин (часы показывали уже девять вечера), ушёл в спальню, разделся, лёг в кровать. Люси укрыла его одеялом, подтолкнула по бокам, как маленькому ребёнку, погладила по голове:
— А теперь спи.
Нацу послушно закрыл глаза:
— Не уходи…
— Я только выключу везде свет и вернусь, — пообещала она, надеясь, что любимая «потеряшка» быстро уснёт — Драгнил явно нуждался в отдыхе, разговоры и извинения могли подождать до утра. Но стоило Хартфилии забраться под одеяло, как он крепко обнял её, ткнулся носом в макушку и снова повторил:
— Я не могу без тебя…
Утро выдалось пасмурным, кажется, снова собирался пойти снег. А ещё, кажется, они оба проспали, но это их нисколько не заботило. Они долгое время просто лежали рядом, не говоря ни слова, пока Люси не собралась с духом и не сказала:
— Прости меня… Я не должна была так поступать. Если хочешь, удали все записи.
— Нет, — Нацу коснулся губами слегка ноющего виска. — Пусть будут. И давай добавим ещё, какие считаешь нужными — я хочу, чтобы мне всегда что-то напоминало о тебе.
***
Локи потёр подбородок и оглянулся на девушку — когда она начала рассказ, он снова сел на скамейку, словно предчувствуя, что это займёт довольно много времени. Люси сидела, сгорбившись и обхватив себя руками, как будто ей было холодно и она пыталась таким образом согреться. Ангел перевёл взгляд на нити — всё осталось без изменения. И это ему очень не понравилось. Значит, чувство вины перед женихом ещё терзает её. Обычно воспоминаний и раскаяния вполне хватало, чтобы ненужные связи убирались, здесь же этого явно мало.
— Вы помирились? — уточнить всё же стоило. — Твой молодой человек простил тебя?
— Да, наши отношения наладились.
— Тогда что мучает тебя? Пока ты с этим не разберёшься, мы не сможем двигаться дальше, — предупредил Локи.
— Я едва не погубила всё, — тихо начала пояснять его собеседница. — Мы могли расстаться из-за такой глупости. Если бы я не послушала Леви и Кану, ничего бы этого не было.
— Отнесись к этому, как к небольшому уроку, преподанному тебе жизнью, — философски пожал плечами Ангел. — Вы оба его прошли, раз смогли сохранить свои отношения и не повторяли ничего подобного в будущем. Я прав? — девушка кивнула. — Вот видишь. А теперь настало время отпустить эти чувства: вина, горечь, сожаление… Замени их на признательность к тем, кто позволил тебе узнать нечто новое о себе, и радостью от того, что вы с Нацу преодолели возникшие на вашем пути трудности. Попробуй. Только закрой глаза и расслабься.
Люси постаралась выполнить его рекомендации. Поначалу было трудно, но потом в памяти начали потихоньку сами собой всплывать картинки разных событий после той ссоры: первая годовщина их знакомства, её День рождения… Теперь Нацу при всём желании не мог забыть об этих датах, и его это действительно радовало: «Я хочу, чтобы мне всегда что-то напоминало о тебе…». Сердце наполнилось теплом, в глазах защипало. Она быстро-быстро заморгала, чуть запрокинув голову, чтобы не дать солёной влаге скатиться по щекам, и судорожно, облегчённо вздохнула, услышав спокойный, с нотками удовлетворения голос своего «учителя»:
— Отлично, ты справилась. Теперь мы можем идти.
________________________________________
*Имеется в виду выражение «Не болит голова у дятла»
========== Глава 8 ==========
— Здравствуй… Наверное, это глупо — разговаривать с тобой, сидя на крыше. Ты ведь меня не услышишь, чтобы там не говорили по этому поводу другие. Но знаешь, милая… Я просто чёртов эгоист. Мне кажется, если я скажу всё это вслух, станет легче… Бред… Легче всё равно не будет. Ни сейчас, ни потом. Никогда.
Сегодня, стоя у твоей могилы, я думал только об одном: почему? Почему это случилось именно теперь? Не в прошлом году, не через десять лет нашей совместной жизни? Какой смысл был в том, чтобы забрать тебя в тот день? Это должно было чему-то научить нас? Или не нас? Кого-то другого? Перебегающего дорогу мальчишку, того урода, что проехал на красный, или твою соседку по лестничной клетке, как её там, Биска, кажется, да? Чтобы она перестала выносить мозг своему мужу? Для них мы должны были стать учебным пособием? «Проходите, дамы и господа, присаживайтесь. Тема нашей встречи: „Хрупкость человеческой жизни“. А вот и материал для демонстрации — подающая надежды журналистка, очаровательная, добрая и красивая девушка и её жених. Почему такие молодые? Для большей наглядности, так сказать».
Почти как на тех бестолковых курсах по какому-то супер модному направлению познания себя, у автора которых тебе нужно было взять интервью, помнишь? Тебе так не хотелось идти туда одной, и ты уговорила меня составить тебе компанию. Лысый дядька в розовой хламиде что-то щебетал о внутренних потоках энергии и закрытых дверях, а я думал лишь о твоих пальчиках, которые всю лекцию держал в своей руке. Если не считать ещё двух человек, один из которых был уборщиком, а второй — ассистентом этого чудика, мы оказались единственными слушателями его бреда. Зато после твоей статьи число его почитателей резко увеличилось. Знаешь, я ведь тогда ни слова не понял из того, что он там говорил, но мне хотелось бы снова оказаться в том холодном пустом зале. Чтобы почувствовать твою руку в своей ладони…
Мне страшно… Страшно, что я забываю тебя. Прошло всего каких-то два дня, а я уже не помню, как ты улыбалась, как звала меня по имени, как хмурила брови, набирая очередную статью… Твой голос, запах, смех… Смотрел на твоё фото, то, с огромным белым медведем, на моём столе, и убеждал себя, что это ты. Потому что девушка там — чужая. Я её не помню, ничего не помню… А ещё — не чувствую. Ни гнева, ни боли, ни обиды. Внутри пусто, словно у меня вынули сердце. Просто холодная чернота. Как в нашем доме после пожара. Мне было десять. Родители ушли в театр — они праздновали годовщину свадьбы, а за мной, Эльзой и Зерефом должна была присмотреть соседка, Уртир Милкович, старшеклассница. Она уже не раз выполняла роль нашей няни, и в тот вечер всё было, как обычно: Ур немного поиграла с нами, накормила ужином, разрешила посмотреть мультик и отправила спать. Эльза осталась в моей комнате — последнее время ей снились страшные сны, поэтому сестра боялась засыпать одна. Мы немного поболтали и довольно быстро уснули.
Я проснулся от того, что Эльза трясла меня за плечо. Глаза удалось открыть с трудом — веки были будто свинцовые, голова болела, в горле першило. Спросонья не сразу удалось понять, что происходит. И только когда увидел дым, просачивающийся из-под двери, догадался: пожар. Схватил сестру за руку, выволок в коридор. Мы едва не задохнулись. Эльза плакала, просила вернуться обратно в комнату, но я упорно тащил её к выходу: наши спальни находились на втором этаже, и выхода оттуда не было никакого. Не помню, где я потерял сознание, в себя пришёл на улице, рядом лежала сестра, стояли какие-то люди. Уртир смогла вытащить нас из дома, а сама погибла, задохнулась, как и брат, которого она пыталась спасти. Зереф не дожил до своего первого дня рождения всего неделю…