— Кто?
— Тетя Маша, это мы, — несмело ответил Колька. — Нас много, почти все мальчишки и девчонки.
— Нет, не приходили, — прошептала мать.
— Вы, тетя Маша, не беспокойтесь, — пробасил Виктор. — Мы сейчас искать пойдем.
— Мороз-то не очень, а пурга — это пустяки, — сказала какая-то девчонка.
И мигом ребячья ватага исчезла в снежной пучине. Вышли за деревню, рассыпались цепочкой. У всех фонари: у кого электрические, у кого «летучая мышь».
Идут против ветра, перекликаются. Только кричать трудно: дух захватывает, и голоса сразу замирают, разбиваются упругим ветром. И свет от фонарей едва заметен, не то что в осеннюю ночь: тогда снопом так и режет тьму, отовсюду лучи увидишь. Даже спичка костром кажется. А сейчас свет тусклый, желтый, со всех сторон обрубленный, только и видишь, как перед самым стеклом снежинки танцуют или сверху стеной, как мухи, валятся.
До рассвета взрослые и подростки бродили по полям, колесили по оврагу, жгли факелы. Колька захватил с собой пастуший рожок и подолгу трубил в него. Трубил сильно, с переливами.
Но вот начал стихать буйный посвист метели. Ленивее катятся по земле снежные валы. Мягче дует ветер, нет у него прежнего озорства и злости, обессилел за многие сутки.
Наконец, с трудом, словно буравчиками просверливая снежную пелену, стали пробиваться солнечные лучи. Поредела мгла.
Колька первым завидел белоснежную макушку скирда и предложил пойти к нему. Ему вспомнилось, как совсем недавно с Володей устроил он там засидку на лису. Близко рыжая на мышиный писк подошла, но скоро раскусила, в чем дело. Мигом отпрянула в сторону, нырнула в лощину, даже выстрелить не успели. К этому скирду со всех сторон группами и в одиночку потянулись люди; он, как маяк в ночи, стал вдруг притягательной силой. Подошли к нему ребята, осмотрели. Тихо, безмолвно.
— Вот что, — сказал Колька, осмотрев собравшихся мальчишек и девчонок, — давайте этот сугроб отгребем от скирда и посмотрим.
В руках и под ногами снег хрустел сахаристыми комьями. Пробились до земли: с одной стороны — солома, с другой — гора снега.
Остановились отдохнуть. У всех вспотели лбы, взмокли рубашки. Больше всех старался Колька, он даже разделся, в одном лыжном костюме остался. Вдруг он увидел в соломе скирда ямку, запорошенную снегом.
— А ну дружно, ребята! — И первый бросился мокрыми рукавицами выгребать снег из углубления. Клок свежей соломы, еще один…
Рука коснулась чего-то твердого, словно каменного. У Кольки забарабанило сердце, зазвенело в ушах, он не мог ни крикнуть, ни рукой пошевельнуть: на него смотрели два аккуратных носка черных валенок.
Лицо у Кольки стало белее снега, и даже веснушки на носу посветлели.
— Ну, чего застыл-то? — спросила Валя.
Колька привстал, отодвинулся, и все опустили головы, примерзли к снегу.
— Тут она, — прошептал Колька и, наклонившись, отбил глыбу снега, прошитую желтой проволокой солому.
Девочки ахнули. Оцепенение длилось несколько минут, но всем оно показалось вечностью.
— Жива! — крикнул Колька. — Дышит!
Все облегченно вздохнули.
Витька с партией мальчишек уже подходил к скирду. С ними шел Володин отец. Он не замечал, что уже светит солнце, и не гасил фонаря. А позади, едва передвигая ноги, тянулся Володя со сломанной вешкой в руке… Он нес ее как упрек себе самому и всем, кто не захотел ставить вешки.
СЧАСТЛИВОГО ПУТИ
Хитрый заяц весь день водил Володю за нос: не подпускал близко и не убегал далеко. Отбежит, сядет на горке и смотрит во все стороны, а то еще чище: на глазах в снег закопается и лежит. Крадется к нему Володя, ползет на животе, а как подберется метров за сто, заяц вскочит и — на другое поле. Словно играет с охотником. Володе есть до тошноты захотелось, домой возвращаться надо — мать приказывала пораньше прийти, у коровы навоз вычистить, а заяц никак не отпускает. Хорошо, что сумерки наступили и косой скрылся где-то в молодом осиннике, а то до смерти бы заводил по снежным полям и перелескам. Может, это тот самый зайчишка, которого Володя у дяди Вани из клетки выпустил?
Володя еле-еле ногами передвигает, будто свинцом их налили: ружье и лыжи хоть брось. Уж теперь какая от него работа: поесть бы да на горячую печку забраться. Спасибо, уроки на понедельник не задают, а то бы двоек завтра целый мешок нахватал. Ребята на горе катаются: визг, хохот, Кольку слышнее всех. Прямо на мальчишек идти Володя не решился. Посидел, отдохнул и стороной, овражком к своему саду вышел. Ружье в горнице на крючок повесил, уж теперь не до чистки его (хоть бы порог переползти!), лыжи в угол поставил.