Ястреб вошел в сад, а там черная наседка с беленькими цыплятами гуляла, учила мошек и червячков отыскивать. Неразумные цыплята завидели ястреба и к нему гурьбой кинулись. Нахохлилась наседка, распушила крылья, взъерошила на голове перья, бегает из стороны в сторону, зовет к себе цыплят, а они хоть бы что. И под нос, и под крылья, и под лапы ястребу лезут, один даже на спину вспрыгнул. Ястреб только недовольно встряхнулся, зашипел, но ни на одного цыпленка даже не взглянул. Видит наседка, что он их не трогает, сама в атаку пошла. Распушилась, как индюк, голову втянула и стала приближаться мелкими шажками. И показалось Володе, что ястреб надменно улыбнулся, чуть-чуть приподнял красивую, сильную голову, выпятил грудь и спокойно посмотрел на курицу. Попробуй, мол, тронь! Еще пуще рассвирепела наседка, еще отчаяннее раскричалась, а подойти не решилась. Созвала цыплят, увела во двор и там уж до хрипоты отчитывала, а некоторых смельчаков и в загривок клюнула.
Принес Володя ястреба в дом, опять в темный угол посадил, всякой еды в баночках наставил, а сам в школу отправился.
— Ну, как? — спросил Колька дружка в перемену.
— Упрямится, ничего не ест.
— Ничего! Голод проймет — и сухарика попросит, — успокоил Колька.
Кончились уроки, ребята бегом к ястребу. Отдернули занавеску, заглянули в угол, а ястреб стоит, не шелохнется. Глаза белой пленкой задернулись, клюв еще больше загнулся. И ни к пище, ни к воде не прикоснулся.
— А если ему свежей рыбки? — предложил Колька.
— Давай попробуем.
Мигом слетал Колька на пруд и вытряхнул из своей верши десяток маленьких, в палец, карасиков. Запрыгали карасики по полу, застучали хвостами, а ястреб только голову выше дерет, никакого интереса к их пляске не проявляет.
— Может, в живот или в грудь ранен? — Сказал Колька.
Осмотрели птицу и никаких повреждений не нашли. Мышцы тугие, жилистые.
Какой же ему еще пищи надо? Не соловьев же жареных на тарелочке подавать!
— Я знаю, что ему надо, — сказал Володя. — Идем!
Отправились ребята в поле. Полдня копались в старых соломенных кучах, и лишь к вечеру удалось поймать мышь. Несли мышь в кожаной рукавице, дорогой останавливались, смотрели — не задохнулась ли, а дома привязали к хвосту суровую нитку и пустили в темный угол, где по-прежнему спокойно и гордо сидел ястреб.
Задернули шторку и ушли, чтобы не мешать птице ужинать. Ночь Володе показалась долгой и утомительной. Он несколько раз просыпался, хотел с электрическим фонарем пойти посмотреть на жалкие остатки мышонка, но сдержался, решил Кольку подождать.
Чуть свет Колька постучал в окно. Володя открыл ему сам: не хотел лишний раз мать беспокоить. Осветил Володя фонариком ястреба, а тот стоит мумией, а у ног его мышонок вертится, поглядывает черными блестящими глазами-бусинками. Привык, видно, за ночь к такой жизни и даже про страх забыл. А жизнь совсем неплохая: воды и пищи всякой сколько хочешь, да еще охраняет такая мощная птица.
— Ах ты разбойник! — заворчал Колька и цепкими пальцами схватил сзади ястреба. — Упрямишься?!
Силой мальчишки разжали ему клюв-клещи, запрокинули голову и влили в рот молока.
— Неправда, заставим жить! — сказал Володя.
Отпустили птицу — молоко назад полилось, только грудь намочило. Видимо, чтобы молоко не попало в желудок, он горло языком перегородил. Выпустили ребята ястреба на свежий воздух, солнцем и небом полюбоваться, о былой жизни вспомнить, аппетит возбудить. С неохотой покинул ястреб темный угол, почти силой заставили его в сени выйти, где мать кур зерном кормила.
На сей раз куры не закричали, не разлетелись, а посмотрев мельком на ястреба, «переговорили» о чем-то между собой и продолжали спокойно клевать.
Как-то боком протиснулся меж курами ястреб, даже одну молодку грудью по нечаянности толкнул, а та и внимания не обратила, головы не подняла, так торопилась клевать зерно. На этот раз ястреб, наверное, осознал свое положение, но сдаваться ему не хотелось… Он изогнул голову и протяжно и звонко запищал. Куры вмиг встрепенулись, застыли в ожидании беды, но скоро поняли, что враг их стал немощным. Петух, который только вчера взлетел со страху на самую высокую перекладину, сегодня с форсом прошел мимо ястреба и даже крылом зацепил обвисший, распушенный хвост хищника.
Вышел ястреб на крыльцо, мельком, небрежно взглянул на пасмурное небо — и отвернулся, закрыл глаза. Он уж давно понял, что не подняться ему в облака, а смотреть из земного плена в голубые просторы обидно для гордого сердца.