Колька утром зашел за Володей.
— Ну как?
Володя кивнул:
— Все в порядке.
Он подцепил новый кожаный патронташ, надел сапоги. В один карман фуфайки положил увесистую краюху черного хлеба, в другой — кусок ветчины. Одноствольное ружье висело у двери, казалось, оно с нетерпением ожидало, когда его возьмут в руки; на черном маслянистом стволе блестел солнечный луч. Колька ощупал свои карманы и с радостью подумал: два больших яблока штрейфлинг будут приятным сюрпризом для Володи.
Вышли ребята за деревню и стали совет держать: куда идти, в лес или в поле? Кольке хотелось в лес: там тепло, приятно, под ногами листья шуршат, синицы посвистывают, дятлы-красавцы постукивают. В лесу можно кое-чем полакомиться: сладким шиповником, мелкими, но душистыми яблоками-кислицами. А если развести костер да напечь картошки?!
Но Володе в лес идти не хотелось. Он знает, что заяц не любит осеннего леса. Зайцу нужна тишина, чтобы лучше определить, откуда опасность грозит, а тут шорох листьев из-под собственных ног мешает слушать. Мышонок прошуршит листвой, а зайцу этот шорох волчьим покажется. Всего лучше искать зайца на зяблевой пахоте. Ляжет в бороздку, прикроет глаза и дремлет на солнышке.
— Вот что, — сказал Володя. — Давай поле обойдем, а потом в лес заглянем.
Разошлись ребята друг от друга метров на сто: чем больше охват площади, тем вероятнее напасть на зайца. Поднялся Колька на курган, чтобы посмотреть вокруг, и язык прикусил от неожиданности: метрах в десяти лежал заяц. Бока серые, рыжие уши с черными наконечниками протянулись через всю спину. Заяц шумно сопит, из-под носа белым облачком пар вздымается. Никогда Колька не думал, что так крепко зайцы спать могут. Хлопнул Колька в ладоши, крикнул во всю силу — и зайца как ветром сдуло. Прижал уши, втянул курносую морду в туловище и полетел прямо на Володю.
«Ну, — подумал Колька, — удачно! Сейчас он в него пальнет».
От радости подпрыгнул на месте и, заложив пальцы в рот, лихо свистнул.
Но что такое? Володя даже головы не повернул. Он смотрел в небо, где, часто махая крыльями, летела огромная темно-серая птица, похожая на ястреба. В лапах у нее другая, черная птица. Нижняя птица крутит головой, будто съемку местности производит, и по всему видно, что настроение у нее бодрое: наверное нравится такое путешествие, а может, дух от высоты захватило.
Володя вскинул ружье, но услышал Колькин крик. Оглянулся: заяц на него катит. И зайца упустить жалко, и ястреба двухэтажного! Раздумывать некогда! Володя выстрелил в небо. Ястреб и не вздрогнул. Он даже крыльями стал махать реже. Володя снова зарядил ружье, выстрелил второй раз. Ястреб сделал плавный разворот и спокойно начал спускаться по наклонной линии. На земле опустил птицу, со злости и досады клюнул ее в затылок, взмахнул крыльями и взмыл в воздух. Опомнившись, птица-путешественница вскочила на кочку и тоненьким, срывающимся голосом закричала: «Ку-ка-реку! Ку-ка-реку!»
Это был совсем еще молоденький петушок, почти цыпленок. Подбежали ребята, взяли куренка, понесли на птицеферму.
Вокруг птичника — ни одной курочки. Вся живность прижалась к забору, попряталась в помещение. Пустили ребята путешественника на землю.
Постоял он с минуту, как бы раздумывая, с чего жизнь начать, захлопал крыльями и к курам бросился. Навстречу ему вышел большой рыжий петух и, внимательно осмотрев его, что-то торопливо стал объяснять курам. Колька его речь перевел так: «Откуда ты взялся? Мы же видели, как тебя схватил ястреб, а из его когтей живым еще никто не вырывался».
Куры настороженно слушали и, когда храбрый петух кончил говорить, дружно закричали: «Тут что-то не то! Тут что-то не то! Тах-тах-тах-нет, тах-тах-нет!»
К какой стайке ни подбежит куренок — все от него в разные стороны разлетаются. Шатаясь, он подошел к корыту, полил водички, склевал зернышко и сел посреди двора подремать на солнышке.
— Теперь пойдем в лес, — сказал Володя, спокойный за судьбу петушка.
ДОРОГОЙ ПОДАРОК
Колька очень любил соловьев. Забравшись в кусты, он мог часами сидеть неподвижно и слушать их звонкие переливы. Да еще не всякого он станет слушать. Подкрадется к иному, послушает минутку, встанет и сам по-соловьиному засвистит, да так громко, так красиво, что не сразу от настоящего соловья отличишь. Ухмыльнется: «Молод еще, поучись маленько и прилетай на будущий год, а я пойду отца твоего послушаю, он над прудом поселился…»
Но в эту весну Кольке не повезло.